Ялгуба
Шрифт:
Мы вышли на крыльцо. Леша, увидав нас, перестал нажимать кнопку клаксона.
ДЕЛО ОБ АЛИМЕНТАХ
— Еще попрошу,— говорила Марья,— позвони в суд, пусть нам повестку заранее пришлют, чтобы мы успели человека послать.
— А какое у вас дело?
— Да об алиментах.
— У колхоза об алиментах? — изумился я.
— Да простое дело. Спора быть не может. Нам присудят, и все...
— Да как дело возникло, не понимаю?
— В прошлом году пришла к нам в деревню сирота, на последнем месяце. Хотела работницей поступать. Я тебе говорила, что у нас для зыбочных — ясли. Так ее даже в няньки не берут... Пришла ко мне, плачет... Я и говорю: вступай в колхоз наш... Жаль ее стало, да и людей у нас нет. Какой шум на правлении был! Мол, не надо нам бездворных и нищих! С дороги принимать будем? Не сиротский дом! И тому подобное. Но я доказала... Приняли ее в члены. Скоро и ребенок произошел... Повозилась она с ним, ну, а после — в ясли. Работает она, как все... Не хуже, пожалуй, даже лучше. Песни веселые запела... Тогда призываю ее к себе и спрашиваю:
«Нюра, отец ребенка жив?»
«Жив», — говорит.
«Где он живет?»
«В Петрозаводске», — отвечает.
«Работу имеет?»
«Имеет, — говорит. — А что?»
«Ну, — отвечаю, — будет он платить алименты колхозу за содержание малютки. Дай его адрес и фамилию».
И Нюра дает мне адрес и фамилию этого парня. Ну, посылаем мы письмо ему от правления колхоза... К чему суд, когда дело можно покончить миром... Три письма шлем... Нет ответа.
Думали, почта плохо работает.
Дали запрос через милицию. Приходит справка: такого нет, не было, не проживает. Одним словом, неизвестен.
Я снова к Нюре... Она плакать... Ведь обманула, негодница. Крепко любила своего молодчика, не хотела подводить. Думала, колхоз грех покроет, ребенка выкормит... Я и отвечаю:
«За колхозом ребенку и так и этак не пропасть... Но ежели кто дитя сделал, отвечать должен... И опять-таки до зажиточной жизни мы пока еще не дошли, денег у нас в самый обрез, незачем колхозному добру зря из-за легкомыслия пропадать».
Разобрало ее, снова адрес даёт.
«Ну, говорю, если и на этот раз адрес неправильный, то за обман колхоза и растрату нашего общественного времени на сутяжничество выведем тебя из членов».
Но адрес-то правильный.
Дело мы возбудили... Я о том забочусь, чтобы вовремя повестка пришла. А дело-то об алиментах колхоз обязательно выиграет. Ну, прощайте!
Грохоча всеми своими болтами, в облаках пыли приближался наш автомобиль. Пока мы собирались, Леша решил покатать целую гурьбу восхищенных ребятишек.
ШТАБС- КАПИТАН ЦАРСКОЙ СЛУЖБЫ ДЗЕВАЛТОВСКИЙ
— У меня есть к вам одна просьба,— сказал Антон Ильич Рыков,— если не трудно, узнайте в центре, где находится сейчас польский революционер, штабс-капитан царской службы Дзевалтовский. Последние сведения я получил, что он приговорен был польским правительством к пожизненной каторге. Только думаю, что он бежал или убит при попытке к бегству. Не такой это человек, чтобы смирно отбывать срок. А может быть, его через МОПР обменяли. Если узнаете, черкните мне весточку. Обязательно время выберу, чтобы свидеться. Очень уж я его уважаю. От него я первый раз про большевиков правду узнал... Через него из класса в себе классом для себя стал... В революцию с ясной головой вошел. А было это на фронте, когда вшей в окопах кормили, для буржуазной сволочи своими руками жар загребали... В империалистическую войну позорились, одним словом. Другой бы залез в богатство, забыл и братство. А Дзевалтовский, даром что офицер, не из таких был. Он еще подпольной большевистской выучки. Настоящий человек — о чем говорить! Особо скажу про один случай.
Было это в июне семнадцатого года. Я тогда на фронте секретарем полкового комитета был, а штабс-капитан Дзевалтовский председателем.
И вот подъезжает к штабу нашего полка на автомобиле Керенский совместно с генералом Гурко.
«Вызвать ко мне штабс-капитана Дзевалтовского!»
Звать пошел вестовой... Татарин из Баку... Керим. Хороший был парень... Преданный. Я ему жизнь спас... Ноги под мышки — и так четыре версты тащил. Одеждой, правда, за сучки цеплялся, головой о камешки стукался... Но об чем речь — вытянул.
Дзевалтовский узнал, что его зовут, и говорит нам:
«Ребята, распоясывайся».
Керим набок шапку заломил — это первый знак неповиновения был... Не по форме, значит, одеты.
Генерал Гурко грозно говорит:
«Где здесь штабс-капитан Дзевалтовский?»
«Я Дзевалтовский!»
«Я приказал явиться. Мне нужен штабс-капитан Дзевалтовский!»
Но тут вышел вперед Керим — могучий был парень — и говорит:
«Нэт штабс-капитан Дзэвалтовский, был штабс-капитан Дзэвалтовский, да весь вышел, остался товарищ Дзэвалтовский».
Гурко приказывает казакам — у него с собой человек пятьдесят приведено было:
«Арестовать!»
«Зачэм арестовать? Нэ надо беспокоиться, спокойны будэшь!»
И Керим положил в рот два пальца и засвистел на всю ивановскую. И тут наших молодцов высыпает изо всех щелей видимо-невидимо:
«Видэшь, друг, душа мой, нас сколько и вас сколько? Вас мэньше, нас больше, так что, уважаемые казаки, вы походить можэте и без седел».
Казаки молчат.
Передние наши расступились. А за ними пулеметы стоят — два — и бомбомет.
Прицел взят на автомобиль и на казаков.
Ну что ж, и раздели мы их — в одном нижнем отпустили. Правда, шофера мы не тронули: рабочий человек.
А потом на нас казачьи полки как пошли напирать! А немцы и австрияки тоже перешли в наступление. Так что мы в середине остались. Напирают на нас, огнем и штыком щупают, а мы в середине между двух огней. Мы подались в соседнюю армию. Нас там, как следует быть, хорошо приняли... Но предварительно много было у нас убитых. Ну, на этом прощайте...
С визгом и веселым гамом провожали дети наш «форд». Леша нарочно не газовал, чтобы угодить бегунам.
Мальчишки всерьез воображали, что они бегают быстрее машины. Вильби и Ильбаев громко смеялись.
Через некоторое время я получил письмо от Антона Ильича, где между прочим говорилось:
«Английское правительство должно мне большие суммы. Я эту валюту передаю в Осоавиахим на постройку аэроплана. В начале семнадцатого года был, я в полковой команде конных разведчиков. За мою несознательную отчаянность, потому что война была капиталистическая, имел я уже две георгиевских медали и два Георгиевских креста. Английское правительство выслало 100 своих орденов — солдатских чугунных крестов для раздачи в русских войсках. А я как раз был представлен, к новой награде. Русских солдатских отличий у меня хватало. Ну и решили мне дать английский крест. За этот орден причитается по статутам один фунт стерлингов в месяц. С 1 января 1917 года я перестал эти деньги получать по случаю гражданской войны и презрения к иностранному капиталу, так что теперь мне причитается от английского короля 204 фунта стерлингов, более чем 2000 золотых рублей. Эти деньги я передаю на нужды Осоавиахима и нашей авиации — пусть, она растит таких героев, как товарищи Молоков, Ляпидевский, Леваневский, Каманин, Слепнев, Доронин, Водопьянов.