Янка

Михеева Тамара Витальевна

– Ну, так ты вечно сначала делаешь, потом думаешь!

– Мама, ну зачем ты так?

– А как? Ты еще наплачешься, Татьяна! С работой здесь сама знаешь как, лучше этой ты не найдешь. И как на ноги их будешь ставить?

– Ну ведь он обещал помогать…

Дальше Янка слушать не стала.

Таль позвонил однажды вечером на домашний телефон и сказал:

– Мы в кино в Феодосию собираемся, поедешь?

Таль тоже был и знакомый, и незнакомый. За год он сильно вытянулся и как-то покрепчал.

Взгляд стал… другой. Янка не могла подобрать слова – какой? Просто другой. А какой был раньше? Будто Янка замечала! Таль был частью Поселка. Как ее валун у моря, как кафе «Нептун», как Центральная улица и горы в конце бухты. Разве в такие вещи всматриваешься внимательно? Есть и есть. Но вот теперь они шумной гурьбой едут в Феодосию в кино. Здесь и Таль, и Даша, и близняшки Ясько, смешливые, абсолютно одинаковые Мирослава и Васелина, хмурый Захар Ильм со своей подружкой Таней и Ярослав Шрамко с адъютантами. Как ни странно. Тоже в этой компании. Кто бы мог подумать! И всё как раньше, и всё не так.

И вообще сейчас осень, а осенью Янкино место – не здесь, не среди этих ребят.

– Вот так и начинается шизофрения, – пробормотала она.

– Что? – не расслышала Даша. Автобус гудел и лязгал неплотно закрытыми дверями.

Янка не ответила. Выжженные за лето холмы мелькали за окном. Осень. Осень, осень, осень.

Глава 3. Братец Кролик

Зарплата оказалась вдвое больше, чем папа давал раньше Янке. Янка поделила ее на две неравные части. Одну треть убирала в кошелек, это были ежедневные расходы: мобильник, пахлава или тандырные лепешки на вечерних прогулках с новыми одноклассниками, автобусный билет до Феодосии, если в Поселке становилось очень уж скучно. Две трети Янка прятала в деревянную шкатулку, под браслеты, сережки и прочую ерунду. У Янки появилась цель. Во что бы то ни стало она хотела поехать домой. Она скучала по родному городу так, что иногда ей казалось, от этого можно умереть. По улицам его скучала, по домам, деревьям, по особенному синему воздуху в сумерки, по своим любимым местам: парку, уголку во дворе между двумя старыми тополями, мосту над рекой… По людям. По бабушке с дедом, по Майке, по Лерке, с которой дружила теперь Майка, и Янка даже не ревновала, надо же Майке с кем-то дружить, а Лерка – нормальная девчонка. По Сашке.

Сашка стал ее самой большой тайной теперь.

Началось это не сразу. Сначала даже прикольно было среди новых одноклассников. Нравилось верховодить Дашей, которая была преданной, во всем всегда ее слушалась, иногда даже чересчур. И Талем. Он был умным и тактичным, а еще безмолвно в нее влюбленным, что она, слепая, что ли? Янке никто не был нужен, она ни под кого не подделывалась и никого не боялась, за словом в карман не лезла, но первая никого не задирала. Может, ее и не сильно любили, но с ней считались, а это сейчас для нее было важнее. Если бы не Шрамко, который каждый день цеплялся, то вообще хорошо.

– Как в школе? – осторожно спросила ее как-то мама.

– Нормально. Приживусь, – и, увидев мамино лицо, добавила с деланым смехом: – Тут даже лучше. По крайней мере, высокомерных красавчиков вроде Рябинина нет.

– Не скучаешь?

– По Рябинину?! – Янка театрально закатила глаза. – Мам, он идиот, по каким не скучают!

– Яна… так нельзя все-таки. Вы же дружили. И даже если расстались, надо сохранять с человеком добрые отношения и быть благодарной за прошлое чувство и все, что…

– Ты папе благодарна? – зло прервала Янка назидательную речь, но мама не смутилась, и Янка поняла, что она долго об этом думала и ответ готов.

– Да. Благодаря ему у меня есть ты и Ростик.

Она смотрела Янке в глаза открыто, с вызовом.

– Ну, у меня с Рябининым детей, слава Богу, нет и не будет. Так что… расстались и расстались.

Расстались плохо. До сих пор Янке неуютно, как вспомнит она всю их с Сашкой историю. Сначала ей казалось, что она его просто ужасно любит, жить без него не может, и, когда он предложил встречаться, она на седьмом небе от счастья была. Целый год они гуляли по вечерам, ходили в кино, он писал ей эсэмэски стихами. Девчонки им завидовали. Говорили, что они красивая пара, что созданы друг для друга… Только они еще такие маленькие были, даже не целовались. Но все равно Янка до боли в сердце любила его грустные темные глаза, сияющую улыбку, взгляд из-под густых черных ресниц, родинку на щеке, крепкие сильные руки.

А потом все прошло. Может, Янка повзрослела чуть раньше. Все девчонки уже встречались, приходили домой с охапками цветов и опухшими от поцелуев губами, а они с Сашкой до сих пор гуляли на почтительном расстоянии и все чаще молчали, давясь неловкостью. Ну не могла же Янка первой его поцеловать! Их роман застыл в одной точке, и Янке стало скучно.

А в секции легкой атлетики было столько красивых мальчиков! И Варька то и дело улыбчиво ей объявляла:

– Ой, Никита так на тебя смотрит!

Майка сердилась и на правах лучшей подруги выговаривала Янке:

– Ты дура какая-то, Ярцева! Старомодная дура! Ну сама подумай: что это за любовь? Средневековье какое-то! Он в глаза-то тебе смотрит? Слу-ушай, у моего Костика такой друган есть – закачаешься! Чесслово, сама бы влюбилась, если б не Костик… И он, между прочим, тобой интересуется.

– Кто такой?

– Лешка Кизиков. Помнишь? Высокий такой.

Конец ознакомительного фрагмента.