Янтарная Цитадель
Шрифт:
– Ты думаешь о своей человеческой возлюбленной, – заметила Метия. – Она будет ревновать?
– Нет, если не узнает.
– Элир считают ревность людским чувством. Но мы лжем себе – мы не настолько отличны. Ровно настолько, чтобы находить друг друга загадочными и прекрасными… – Она скользнула к нему, лукаво улыбаясь. – Спасибо тебе, Руфрид, что утолил мое любопытство. – Она обняла его, прижавшись грудями к его груди. Мокрые пряди волос цеплялись за кожу, когда она поцеловала его.
– Значит, буду ревновать, если
Руфрид открыл глаза. На краю водоема стояла Танфия, в одежде для занятий и с полотенцем в руке.
– Вообще-то мне плевать. Забирай его, Метия. – Глаза ее сверкнули, и она швырнула в Руфрида полотенцем. – Два дня! – крикнула она, выбегая из бани. – Ты два дня не мог подождать! Ублюдок!
Выскочив из бань на уступ, Танфия и сама не поняла, почему так злится. Они с Руфридом не были обручены, не давали друг другу клятв, могли выбирать себе любовников по вкусу. Тогда почему же боль так слепит глаза и душу?
Вспомнились уроки Альраэна – никогда не действуй в гневе. Девушка очистила свой рассудок, изгнала из него злобу, точно отравленную стрелу. Потом она пошла в зал упражнений и сказала:
– Альраэн, сразишься со мной?
– Ты только что окончила урок, – заметил учитель, оглядывая девушку.
– Нет, не окончила.
– Хорошо.
Он передал ей длинный деревянный меч. Бойцы отдали друг другу честь, и начался танец ударов и блоков. Вся ярость Танфии ушла в руки, она отвечала ударом на каждый удар, и наконец, ей удалось. Предупредив следующее движение Альраэна, она отбила его меч, и ее собственный прошел сквозь его защиту, остановившись на волосок от горла.
Девушка застыла, задыхаясь. Щеки ее раскраснелись. Учитель уважительно поклонился и одарил ее кривой улыбкой.
– Наконец-то, – заметил он. – Дурно сражаться во гневе, но иногда помогает.
Позднее, когда девушка сидела в комнате, поглаживая белую кошку и собираясь с мыслями, к ней зашел Руфрид.
– Танфия? – Он застенчиво заглянул из-за ширмы.
– Я это сделала! – воскликнула она в жестоком восторге. – Я убила Альраэна.
– Что?!
– Не насмерть. Но я-таки справилась с этим клятым приемом!
Руфрид смотрел в пол.
– Лучше б ты меня измолотила.
– Не-ет, – отрезала она. – Тебя я могла бы взаправду прикончить.
– Тан… мне очень стыдно.
– Два дня нам оставалось. – У нее перехватило горло. – Ты не мог подождать два несчастных денька. Или я тебе просто надоела?
– Да не в этом дело! Просто так... вышло. Я к ней не лез. Это она на меня набросилась… и меня занесло. Знаешь, как бывает…
– Понятно.
– Тан, не плачь…
– Я не плачу! Плевать!
– Нет. Я ни за что не обидел бы тебя так.
Танфия еще сохраняла видимость спокойствия, но глаза ей щипало.
– И как она тебе?
– О чем ты?
– С элирками это по-другому
– Ну, все вроде на месте… не знаю.
– Ты безнадежен.
Руфрид покаянно помотал головой.
– Если это меня и научило чему, так тому, что мне нужна ты, а не кто-то еще. Я тебя люблю, Тан. Прости меня.
Нанесенная ей обида обрушилась скорей на него самого. Поэтому, и потому, что свою боль она в тренировочном зале обратила в победу, Танфия смягчилась.
– Руфе… – Она коснулась его плеча.
– А воздержание правда помогло? – спросил он.
– Не думаю. Тебе – в особенности. Злость на тебя мне оказалась больше под руку.
– Тогда ты у меня в долгу. Шутка! – поспешно прибавил он.
Уголки ее губ невольно вздернулись.
– Ты меня еще любишь? – тихонько спросил он.
– Не знаю.
– У нас все будет хорошо?
– Не знаю, – повторила Танфия. – Просто не знаю.
– Тан, пожалуйста… – Он потянулся к ней, но девушка отстранилась.
– Не сейчас, – прошептала она. – Мне надо пойти подумать.
Танфия долго блуждала по переходам Сребренхольма, заходя в глубинные тоннели, о существовании которых и не догадывалась. Здесь трудились еще замфераи – в тенях проблескивали порой серебряные фигурки – но на пришелицу они не обращали вниманья. Потом она и вовсе осталась одна. Что-то невыразимо покойное было в неярком свечении стен и льдисто-синей тиши.
Злость ушла, но что сменило ее – Танфия сама не могла сказать. Насколько она на самом деле любит Руфрида? Как свою вторую половину, до конца дней? Или как близкого друга, с которым приятно разделить ложе? Она не знала. Ясно ей было лишь одно – что какая-то часть души оледенела в ней, защищаясь от боли, и доверие ушло.
«Что-то сейчас делается в Излучинке?», подумалось ей. Как там родители? Что случится, когда кончится зима? Покуда она не видела выхода из Сребренхольма – словно Эльрилл и вправду накормил их зачарованной едой, чтобы оставить навечно.
Впереди коридор расширялся, образуя зал. Прямо из пола вырастала глыба хрусталя, обтесанная в виде сидения. Танфия вздрогнула. Трон был занят.
Сидящего она с трудом могла разглядеть в густом сумраке, но это был элир в короткой серой накидке. И он не принадлежал к шаэлаир. Волосы его горели темным пламенем, окружая золотой лик… и девушка знала его.
Он глядел в ее сторону, но стоило девушке приблизиться, как элир поднялся и двинулся прочь.
– Не уходи! – крикнула Танфия, подбегая.
Но когда она влетела в зал, гостя не было. Танфия выругалась и чуть не расплакалась; а когда обернулась, то увидела его вновь – в прозрачной глубине хрустальных стен.
Затаив дыхание, она подошла к стене, протянула руку. Элир повторил ее жест, и их пальцы встретились на стыке мира и отражения. Лицо его, душераздирающе прекрасное, было совсем близко.