Янтарное море
Шрифт:
— Как, и ни одного полисмена вокруг?
— А зачем?
— Но ведь это же советское посольство! Неужели во всем Лондоне нет обиженных? Никто не устраивает патрулирования, не следит, как ведут себя эти советские? Странно!
— Да, милый Лидумс, у вас еще сохранилось ощущение леса! — разочарованно, но как будто и с облегчением, сказал Силайс. — В благословенном королевстве все посольства равны, и вряд ли английская полиция разрешит вам выразить тут свою ненависть к «синим»! А вон и полисмены…
И верно, к остановившимся прохожим медленно и уверенно направлялись два «бобби», высокие, как кариатиды, в белых шлемах, в белых перчатках, с белыми дубинками у пояса, как будто они только что вынырнули из какого-то подъезда. Силайс взял Лидумса под руку и медленно повел дальше. Полицейские оглядели обоих цепким взглядом и внушительно проследовали мимо.
Довольно долго оба шли молча, потом Силайс свернул в какой-то узкий переулок, вывел Лидумса на площадь и опять повел в подземку. Вышли они только на Пикадилли.
Зашли в «Эмпайр». Силайс предупредительно купил билеты, сказал, что это лучший кинотеатр…
В зале лучшего кинотеатра было накурено так, что дым стлался волнами, хотя где-то под потолком и гудели мощные вентиляторы. Под ногами шуршала бумага. Женщина-билетер, подсвечивая себе фонариком, провела посетителей на свободные места. Картина, судя по всему, уже заканчивалась. Вот прогремел еще выстрел, еще один «герой» упал, убийца спрятал пистолет, типа пулемета, за борт пальто, — непонятно было, как он там уместился, прижал к этому пистолету-пулемету спасенную им женщину и принялся сладко целовать ее над трупом поверженного врага.
Лидумс отдыхал, вытянув гудящие от усталости ноги. Первая прогулка оказалась довольно долгой.
После картины выступал какой-то балетный ансамбль. Танцевали, показывали акробатические этюды, опять медленно и упорно раздевались женщины, затем снова свет погас, и началась новая картина. Судя по всему это была комедия, но уж очень страшен был ее сюжет. Где-то в гостинице гангстеры должны были убить человека. Но сколько они ни стреляли, ни отравляли, все попадались посторонние люди. В конце концов трупов стало столько, что в каждом номере гостиницы лежали убитые, а тот, за кем гангстеры охотились, все не попадал под выстрел и увиливал от стакана отравленного коктейля. Но предприятие должно было действовать, поэтому гангстеры, не желая нарушать право частной собственности, стали сволакивать трупы в подвал. Этим и воспользовался преследуемый, — забрался в подвал и устроился в самом низу штабеля из трупов. А в гостинице продолжалась мирная жизнь, вновь приезжали постояльцы, полиция искала исчезнувших людей, гангстеры помогали полиции, кто-то уже получал наследство, кто-то скоропалительно женился, так как коварный опекун его возлюбленной исчез, и прочая и прочая. Наконец Силайс заметил, что его подопечный зевает, и смилостивился над ним:
— Пойдемте! Посмотрите когда-нибудь в другой раз…
— Ну что вы, — извинился смущенный Лидумс, — если вы хотите…
— А! — Силайс встал. — При желании конец можно увидеть в другой картине. Они все одинаковы! — и, перешагивая через вытянутые в проход ноги, отворачиваясь от забывших обо всем на свете целующихся парочек, они вышли. На улице Силайс усмехнулся чему-то, сказал: — Эти кинотеатры тем и хороши, что можно зайти и выйти когда угодно! Вот обживетесь здесь, найдете себе девушку, будете ходить с ней целоваться в кино!
— Не буду! — сурово сказал Лидумс.
— Почему? — удивился Силайс.
— Слишком легкая жизнь! — с ударением ответил Лидумс.
Его опекун смущенно замолчал. Потом оживился, пообещал:
— О, скоро мы вас начнем занимать делами!
— Давно пора! — угрюмо проворчал Лидумс.
7
Однако эта пора все не наступала.
Силайс оставался предупредительным проводником по Лондону и не более. Иногда Лидумс приглашал с собой Эди Флауэра. Миссис Флауэр все больше проникалась доверием к новому постояльцу и даже не протестовала, если Лидумс приглашал Эди на прогулку в субботу или в воскресенье, в те дни, когда муж должен был терпеть ее тираническое правление.
Добиться этой благосклонности оказалось довольно легко.
Миссис Флауэр объявила о том, что начинается сбор приношений на елку и на торжественный рождественский ужин. Отныне все ученики школы были обязаны по субботам выделять из своей стипендии по два с половиной шиллинга. Лидумс воспользовался случаем и внес пять шиллингов в первый же сбор. Очевидно, миссис Флауэр понравилась идея такого увеличения средств, так как в следующую субботу она попросила по пяти шиллингов со всех. Лидумс внес десять.
Этим он окончательно убедил миссис Флауэр в своей полной респектабельности. Отныне Эди мог сопровождать Лидумса куда угодно и сколько угодно времени. Впрочем, Лидумс не злоупотреблял доверием повелительницы.
С Флауэром было интереснее бродить по Лондону. Шофер отлично знал родной город, знал, что может заинтересовать иностранца, и показывал не только парадные улицы Лондона. Под терпеливым руководством Флауэра Лидумс лучше узнавал и людей, и их своеобычные нравы.
Говорят, что англичане — спокойный народ. Лидумс все больше уверялся, что они, кроме спокойствия, обладают еще и большой дозой лени и безразличия к интересам и вкусам других. Это было заметно по их поведению на улице, в метро, в ресторанах, в кафе.
Становилось все холоднее, поэтому мужчины нарядились в легкие пальто, женщины — в нейлоновые шубки, но гардеробы при кафе и ресторанах пустовали, англичане не затрудняли себя раздеванием, сидели за столиками в пальто. А так как в домах не топили — уголь дорог! — то большую часть свободного времени люди проводили в кафе, сидя по часу и больше за чашкой кофе.
По улицам бродили обнищавшие музыканты и певцы, собирая пенсы, как нищие. Рядом с Пикадилли, ярко освещенной богатой улицей со множеством витрин, реклам, залитой светом, на узких улочках стояли женщины, предлагавшие себя прохожим, в одном и том же доме в подвалах ютилась беднота, а этажом выше доживала свой век какая-нибудь парочка старух, занимавшая «квартиру» в десять-пятнадцать комнат… Впрочем, Эди Флауэр называл это демократией.
Он очень гордился Лондоном. Гордился его Тауэром, парламентом, соборами, музеями, в которых, правда, не бывал, зато знал, где они расположены, гордился ночными кабаками: «Не хуже, чем в Париже!» — гордился французским театром «Фоли Бержер» на Пикадилли, в котором почти голые женщины разыгрывают полупорнографические сценки, гордился нелепыми традициями города, которые вызывали естественные усмешки иностранцев. Однажды он привел Лидумса в один из центральных районов города и, показывая на многоэтажные дома, с гордостью сообщил, что каждый владелец дома и всякий квартиросъемщик в этом районе обязан подписать пункт договора, в котором говорится, что он обязуется не стрелять в этом районе куропаток до десяти часов утра…