Янтарное море

Асанов Николай Александрович

Это сообщение очень обрадовало Вилкса. Теперь он мог надеяться, что через две-три недели окажется вне пределов досягаемости для «синих» и получит возможность лечиться, жить в свое удовольствие, отдыхать…

В тот же день Граф передал от имени Вилкса первую свою радиограмму. Вилкс сообщал:

«Подробности о моем выходе в море сообщу в ближайшее время. Густав утонул в Венте. При трупе никаких вещей не обнаружено…»

Но для более подробного сообщения о гибели Густава и о выходе в море была нужна встреча с Будрисом. Этой же встречи ждал и Петерсон: он должен был информировать его о своих полномочиях и надеждах. И Лидумс отправил письмо Будрису через свой «почтовый ящик».

Ответ был получен через день. Будрис назначал встречу на одном из хуторов, в пяти километрах от лесного лагеря.

К месту встречи вышли рано утром, так как Вилкс мог передвигаться только медленно. Шли как гуляющие люди, придерживаясь обочин дорог, пустив вперед Делиньша, который должен был предупредить условным сигналом остальных при появлении опасности.

Вода схлынула из леса, реки и речки вошли в берега, трава начинала зеленеть, длилось воистину лучшее время года, когда уже и тепло, и терпко пахнет смолой, и дятлы пьют березовый сок, продалбливая луночки в бересте и в коре, и комаров еще нет, только, безвредная пока мошкара вьется столбами над мелкими озерцами, оставшимися от схлынувшей большой воды. Еще продолжается весна света, но дали уже начинают покрываться зеленым пушком, распространяющимся внезапно, как облако, упавшее на землю.

И люди чувствовали себя беспечно, свободно, только Вилкс покряхтывал, а порой и пристанывал при неловком движении. А Петерсон, впервые шедший при свете дня по дружелюбной земле, не мог нарадоваться красоте весны, терпким запахам леса, синему воздуху окоема.

Однако на подходе к хутору Лидумс напомнил всем, что этот мир не так уж безопасен. По его распоряжению вся группа остановилась, Делиньш и Граф пошли вперед, на разведку. Петерсон, стоя на опушке леса, с тревогой приглядывался, как разведчики прокрадывались к одинокому хутору: Делиньш — со стороны леса, Граф, спрятавший автомат под плащом, со стороны дороги. Но вот Граф поднял руку, подавая сигнал, что опасности нет, и Лидумс заторопил гостей к дому.

Будрис был уже здесь.

Петерсон впервые смог разглядеть знаменитого подпольщика. Прошлый раз они встретились ночью, в лесу, тогда английскому эмиссару было не до того.

Перед ним стоял высокий, крепкий, как дуб, человек лет сорока, по-видимому, моряк в прошлом, очень спортивного вида, гибкий, быстрый в движениях, но в тоже время весьма умудренный жизнью, спокойный, не суетившийся напрасно, выглядевший значительно и важно, должно быть, привыкший к почтению окружающих.

И не только Петерсон взирал на представителя подполья почтительно. Одной улыбки Будриса было достаточно, чтобы Вилкс прямо расцвел, чтобы Эгле подтянулся и словно бы даже вырос, — эти двое были просто влюблены в руководителя национально мыслящих латышей, как со всем почтением называли они Будриса между собой.

Хозяин хутора, один из пособников Лидумса и его группы, относился к почтенному гостю почти подобострастно. Впрочем, сам Будрис держался дружески, пошутил с Вилксом, спросил Лидумса, хватает ли им еды, пообещал перебросить от одного рыбака несколько ящиков копченой рыбы. Собственно, хозяином здесь был именно он, Будрис, и Петерсон, настороживший слух при упоминании о рыбаке — ведь именно при помощи рыбаков должен был уйти на ту сторону Вилкс, — понял, — человек, по одному слову которого рыбак может прислать «лесным братьям» несколько ящиков копченой рыбы, может и отправить этого рыбака хоть на Готланд.

Хозяин хутора спросил, не желают ли его гости сначала пообедать. Будрис поддержал это предложение, напомнив, что Вилксу, с его больными ногами, особенно нужен отдых, и Вилкс признательно поблагодарил и того и другого. Стол накрыли в чистой половине дома. Делиньш и Граф взяли на себя роль помощников хозяина, Юрка ушел на караул, а остальные сели за стол. За столом деловых разговоров не вели, пили немного, берегли силы.

Когда молодые «братья» убрали со стола и отправились на кухню пообедать вместе с хозяином, Петерсон задал первый вопрос:

— Узнали ли вы что-нибудь о Густаве?

— По-видимому, ваш коллега где-то спрятал свои вещи. Приметы утопленника, найденного в низовье Венты, соответствуют вашему описанию Густава. Один из моих друзей-рыбаков разговаривал с участковым уполномоченным милиции, который сказал, что никаких вещей или документов при нем обнаружено не было. Поэтому милиция удовольствовалась версией об отсиживавшемся где-нибудь уголовнике и никаких розысков больше не производила…

Вилкс и Петерсон переглянулись, и оба с облегчением вздохнули. Эгле хмуро сказал:

— Это самое лучшее, что мог сделать Густав в его положении!

Странно, но прозвучала эта фраза так: «Собаке — собачья смерть!»

Петерсон, как будто только и ждал мгновения, принялся излагать свои планы на будущее.

Он прибыл из Англии с заданием установить непосредственный контакт с Вилксом, что он практически уже достиг, — низкий поклон в сторону Будриса. Он должен взять с собой радиста Делиньша, которого он знает под кличкой Барс как сотрудника английской секретной службы, и перейти на другое место, откуда он будет поддерживать постоянную радиосвязь с разведцентром и с группой Будриса. В случае, если Вилкс уедет в Англию, в группе Будриса останется вполне подготовленный радист Граф.

Петерсон приостановился, ожидая, не будет ли возражений. Ни Лидумс, ни Будрис не протестовали. Тогда Петерсон, сразу приняв более важный вид, перешел к следующему разделу речи.

Было поразительно, как умел он меняться в зависимости от того, какую определял себе цену. Если в начале речи, когда он говорил об обычных шпионских заданиях, какие мог выполнить и Вилкс, и Эгле, он держался простецки, — этакий рубаха-парень, запанибрата со смертью, как и все остальные, исключая, впрочем, погибшего Густава, который оказался просто глупцом, то теперь, приступая к новому разделу своих сообщений, он вдруг надулся спесью, даже вспомнил старую офицерскую выправку, выпрямился, хотя сидел на грубой крестьянской деревянной скамейке, а совсем не в мягком кожаном кресле какого-нибудь штаба. И уже по одному тому, как напряглось его тело, как лицо налилось спесью, было ясно, — вот теперь-то он считает себя куда выше остальных.

Вилкс даже глаза вытаращил, когда увидел своего старого коллегу по школе и прочим мытарствам за границей в его новом обличье, Будрис же только плотнее сжал обветренные губы, чтобы не рассмеяться. Теперь перед ними был посол некоей иностранной державы, и не просто посол, а человек, пришедший судить и миловать.

— Я буду выполнять в Латвии задания штаба НАТО, так как моим непосредственным шефом является начальник отдела объединенного разведывательного комитета НАТО, готовящего данные для будущей войны. Я буду опираться на вашу группу, Будрис.