Янтарный свет. Трилогия
Шрифт:
Клирик передал поводья послушнику и достал из телеги небольшой мешок. Из него он вытащил псалтирь и небольшой серебряный диск, на котором был нанесен знак Единого. С обратной стороны витиеватыми буквами была отчеканена молитва-оберег.
— Возьми, — произнес он, передавая диск и псалтирь. — Если вдруг что-то пойдет не так — читай молитву.
— Я знаю только…
— Ту, что на «лике Единого» — указал Снек.
— А псалтирь?
— Его будешь читать постоянно.
— А как я узнаю, что пошло что-то не так?
— Если я или Гош погибнем — тогда что-то пошло
— А если у меня не получится? Ну, как тогда? — спросил парень, с тревогой смотря на Снека.
— Тогда мы все умрем, — спокойно, словно так и должно быть, произнес клирик, глядя в глаза парня. — Посмотри вперед, а потом назад. Посмотри на этих людей. От нас зависит: будут они жить или нет. Понимаешь?
— Да.
— Тогда читай благословение «Георгия-победителя» на тридцать четвертой странице, когда все начнется. Как только закончится — покаяние «Софии-Йеменской» на двадцать третьей.
Парень кивнул и открыл книгу на тридцать четвертой странице. Пробежав по ней глазами, он нахмурился.
— Этого не было в псалтире… Я не читал подобной молитвы и…
— То, что ты читал — это молитвенник для обывателей, — произнес Снек, развязав мешочек и достав оттуда пару белоснежных камешков, которые он бросил в чашу. За ними последовали пара щепоток трав из другого мешочка. — А это настоящий богословный псалтирь. Атакующий трактат тебе читать рано, а вот этот — в самый раз. Не получится — будем работать. Получится… все равно будем работать.
Караван уже подошел к повороту и передовой дозор успел заглянуть за поворот. Вопреки ожиданиям Снека, сигнала угрозы не последовало. Караван продолжил движение, а клирик, закончивший наполнять чашу, закрыл ее специальной крышкой и встал на ноги.
— Если я или Гош упадем — хватай «Лик единого» и читай молитву на нем. Понял?
— Понял, — кивнул парень, прижимая одной рукой серебряный диск к себе.
Караван прошел поворот, но стоило последней телеге скрыться за ним, как на дорогу вышли люди, одетые в лохмотья, тощие настолько, что с трудом держали в руках копья. Глаза впалые, скулы торчат, а в глазах жуткий голод.
Караван встал.
Вперед вышел Гош и внимательно оглядел противников, не забыв остановить свой взгляд на людях, выходящих из кустов и оврагов.
— Не алчности ради, — произнес один из противников, которых паладин уже насчитал почти пять десятков. — С голодухи…
Руки мужчины тряслись от страха, но продолжали держать копье. Причем это было единственное копье с металлическим наконечником среди нападавших. Остальные были кто с чем. У кого-то плотницкий топор, у кого-то острога. Среди нападавших были и те, кто додумался примотать лезвие от косы к длинной палке так, чтобы она напоминала копье. Несколько человек вообще были вооружены полутораметровыми палками, к концам которых были примотаны ножи.
— С голодухи, говоришь? — произнес паладин и, достав оружие, спросил: — Чьих будете?
— С темных земель мы, — произнес мужчина, оценивая противников. Несмотря на голод, в душе уже закрались сомнения по поводу своих возможностей. Охраны было всего полтора десятка, несмотря на то, что это в основном были боевые монахи, возглавлял их паладин. Силы были явно не на стороне нападавших.
— А что же вы сюда пришли? — хмыкнул воин.
— Голод… голод и поборы детьми, — пояснил мужчина. — Нет продыха у ковена. Три шкуры дерут, а тот, кто налог отдать не может — детьми отдает.
— Вот как, — вздохнул Гош. — Но ты ведь прекрасно понимаешь, что за такое у нас положена казнь. С душегубами на дороге у нас разговор короткий.
— Мы не… — начал было другой мужчина, но старший махнул ему рукой, обрывая фразу на полуслове.
— Твоя правда, но ты ведь не из ковена. Церковь завещала помогать нуждающемуся. Смилуйся над нами… Детей почти всех забрали, а тех, что сюда смогли провести — половина с голода смерть прибрала. Смилуйся… Нам бы поесть немного…
Гош убрал руку с эфеса меча и заткнул большие пальцы за пояс. Поджав губы, он осмотрел всех людей и спросил:
— Сколько вас?
— Почти сотня, но мужики все тут, — кивнул в сторону вышедших из леса старший.
— Вот как… Мешок. Больше не дам, увы, — пояснил он. — Дай только со старшим переговорю.
— И на этом спасибо, — сглотнув, произнес мужчина. — Единому молиться до смерти буду.
Паладин кивнул и отправился обратно.
В головной телеге, стоя на двух ногах так, чтобы было видно весь караван, уже стоял клирик и чего-то выжидал.
— Снек? — спросил паладин, взглянув на него.
— Что-то есть, но что — не понимаю.
— Они не дышат, — ответил Гош, отчего все воины тут же напряглись.
— Уверен? — спросил Снек.
— Точно. Не дышат.
Клирик молча кивнул, мгновенно заполнил чашу с травами и ингредиентами силой, заставив ее нагреться так, что через специальные дыры пошел дым.
— К БОЮ! — заорал Гош, выхватывая из ножен клинок.
Его примеру последовали все монахи, тут же собравшись вокруг пары телег, максимально уплотняя ряды. В одной из телег уже сидел Ари.
Нападающие недоумевающе переглянулись, а клирик вскинул над головой руку с чашей и принялся раскручивать ее над головой, шепча под нос молитву.
— …и не затуманит взор мой ни тьмой, ни умыслом чужим…
Круги из дыма над головой клирика наполнились светом, а в следующую секунду вниз ударили стремительные потоки белоснежного тумана. Он хлынул вниз и по земле устремился в стороны. Светлым ковром он наполнил округу и за пару секунд окутал голодных разбойников.
Вместо исхудавших, тощих людей вокруг оказались полуразложившиеся мертвецы. Старший среди псевдобеженцев оказался таким же мертвецом, но со стальным медальоном в форме звезды во лбу. На нем была отчеканена метка темного ковена в форме треугольника с открытым глазом в центре, у которого был вертикальный зрачок.