Янтарный свет. Трилогия
Шрифт:
— Я потому ей платье другое купил, с рукавом, и перчатки длинные, — кивнул Ари.
— А мысли у тебя не было, что этот торгаш тебя грохнуть хотел? — спросил Руди, задумчиво рассматривая степь.
— Были, но… Он что-то знал или… Или о чем-то догадывался. Он предупреждал, что подарок может быть опасным, — задумался парень, припоминая слова Сармата. — Но он сказал, что с этим подарком могу справиться только я.
— Получается, все кто ее коснуться — умирают, а ты нет, — кивнул Руди. — Какая-то мутная история.
— Мутная?
— Торговец
— Она в них уже была, — кивнул парень. — Рассказывала, что у одного урода была. Он заставлял ее незаметно убивать.
— Отчего я не удивлен, — хмыкнул Руди. — И кажется я понял, для чего она залезла к тебе под одеяло.
— Для чего?
— А ты представь, что за всю свою жизнь, к тебе никто никогда не прикасался. Не гладила по голове мать, не целовала в щеки. Никто тебя не обнимал. Даже пальцем никто не трогал.
— Ну…
— А тут живой человек. И не умирает.
Парень припомнил её просьбы коснуться и почесал голову.
— Ей нравится касаться живого человека? — тут Ари обернулся и взглянул на Нами, которая ехала с довольной физиономией.
— Думаю, да, — кивнул Руди. — Сейчас она довольна и этим, но она уже достаточно взрослая, чтобы рассчитывать на большее. Сколько ей лет, кстати?
— Я не спросил, — пожал плечами парень. — И я слабо представляю, что она будет делать, когда я смогу её освободить.
— Знал я одного старого вора, который везде таскался с собакой. Только когда уходил на дело, оставлял нас за ней смотреть. Любил одну поговорку: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Забака была злая до чертиков, никого к себе не подпускала, но тот её не прогонял. Даже когда та захромала, а потом и вовсе едва ходила. Странный был вор, но собаку любил. До последнего вздоха этой блохастой с ней был.
— Это ты к чему?
— К тому, что ты будешь в ответе за нее, даже после того, как она станет свободной, — пожал плечами Руди. — Была она рабыней, и ты решал, что ей есть и что надевать. Как говорить и что делать. А когда дашь свободу, считай, она сама должна себе на еду зарабатывать, сама одеваться и… И от мужиков как-то сторониться. Всё-таки слишком она красивая, чтобы мимо неё мужики ходили.
Парень помрачнел.
— Ну, не вешай нос, — хлопнул его по плечу воришка и, хохотнув, добавил: — Можешь попросить ее вести себя как свободная девушка. Так сказать, пусть привыкает к вольной жизни.
Парень не стал смеяться, а вместо этого сделал задумчивое лицо.
— А как унять плоть, когда она покоя не даёт? — на полном серьёзе спросил парень.
— Самый верный и проверенный способ — использовать её по назначению, — едва сдерживая смех, ответил Руди.
— Я тебе не про это, а…
— А я тебе именно про это. Она легла к тебе. Не ты ей приказал, а она сама это сделала.
— Что ты заладил, может, она…
— Ари! — раздался крик Снека.
Парень взглянул на наставника, который призывно помахал ему рукой, а потом на Руди, с лица которого не сходила издевательская улыбка.
— Иди-иди… — кивнул ему воришка и добавил вслед: — Но если ты сомневаешься, ты всегда можешь спросить её саму, зачем она это сделала.
Нами слезла с телеги и заинтересованно взглянула на клириков, которые уже выстроились в боевой порядок за спинами паладинов. Монахи тем временем оставались позади, но так же были уже в снаряжении и полностью готовые к бою.
— Зачем мы приехали сюда? — спросила она Руди, оставшегося рядом с ней в телеге.
— Мы приехали сюда, чтобы проверить подарочек отшельников. Эти уродцы устроили тут немало засад на нас. Надо разобраться с самыми крупными, пока мы вместе, — пояснил Руди и достал небольшой псалтирь. — А вот зачем тебя сюда притащили, я не совсем понимаю.
— Хозяин сказал, что меня опасно оставлять одну, — потупила взгляд Нами.
— В принципе логично, — хмыкнул Руди. — Схватит тебя кто-нибудь за руку и всё. Разгребай потом трупы и объясняй, что ты не виновата, и он сам дурак.
Руди открыл псалтирь на закладке и пробежался глазами по исцеляющей молитве.
— Яви свою милость на людское тело… — пробормотал он и сморщился. — Кто вообще сочинял эти молитвы? Как их учить? Рифма никакая, да еже и эти «ежели»…
Тут он поднял взгляд на девушку, которая скосила взгляд в его псалтирь, и хмыкнул.
— Ты читать умеешь?
— Умею, но ещё плохо, — ответила она. — А что это такое?
— Молитвенник послушника, — пояснил воришка. — У меня дар жизни, и я вроде как лекарь. Правда, еще учусь.
— Лекари всегда в почете, — кивнула девушка. — Хороший лекарь живёт не хуже эмира, а то и лучше.
— Я думаю, что у меня тоже было бы немало золотишка, если бы не одно «но». Я послушник в Янтарном ордене.
— Это плохо?
— В моем случае это не плохо и не хорошо. Главное, что я живой, и меня никто не пытается убить.
Нами непонимающе взглянула на послушника и спросила:
— А зачем тебя убивать?
— Затем, что я уже мёртв.
— Но ты ведь живой.
— Да, но технически я уже умер, — развёл руками Руди. — Видишь того клирика? Его зовут Снек. Этот засранец, когда меня увидел, хотел уничтожить как нежить.
— Но ты ведь живой.
— Но сердце не бьётся и дышать мне не обязательно, — пожал плечами парень. — Поэтому он решил, что я особая нежить, и меня надо… того.
— Почему он тебя не…
— Пытался, но все, чего он добился — жутчайший понос, — сморщился Руди. — Я его успокоил, только когда дерьмом его перемазал.
Девушка нахмурилась и непонимающе уставилась на Руди.
— Да, вонял он знатно, — кивнул он.
— А чем занимается Ари? — спросила Нами, взглянув на строй клириков, позади которого находился её хозяин.