Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Дальнейшее раскручивание скандала прессой, партиями оппозиции и органами прокуратуры привело в декабре 1988 года к выходу в отставку министра финансов кабинета Миядзавы. А в последующие месяцы стало ясно, что не только Миядзава, но и премьер-министр Такэсита и генеральный секретарь ЛДП Абэ нажили на торговле акциями "Рекруто" огромные денежные суммы (первый - 200 миллионов иен, а второй - 100 миллионов иен). Выяснилось также, что закулисные сделки с той же компанией были и у общепризнанного политического лидера ЛДП - бывшего премьер-министра Накасонэ, который в виде расплаты за дешевые акции содействовал незаконным закупкам компанией "Рекруто" американских сверхмощных компьютеров.
Финалом всей этой грязной истории стали весной 1989 года отставка кабинета Такэситы и выход из рядов правящей партии ее самого видного лидера Накасонэ, взявшего на себя "ответственность" за закулисные махинации лидеров этой
Пришедший на смену кабинету Такэситы в июне 1989 года кабинет во главе с Уно Сосукэ сумел продержаться у власти лишь несколько месяцев. Причиной его отставки стала, правда, не коррупция, а скандальная история иного характера: любовница Уно, недовольная его скупостью и черствостью, предала гласности его внебрачную связь с ней. В результате к осени 1989 года с политической сцены страны как ветром сдуло едва ли не всю руководящую верхушку правящей либерально-демократической партии. И это, естественно, предопределило падение ее политического престижа. На всеобщих выборах в палату советников парламента, состоявшихся летом 1989 года, правящая либерально-демократическая партия впервые за тридцать четыре года своего существования потеряла в этой палате абсолютное большинство голосов. Нерадостными стали для либерал-демократов результаты всеобщих выборов в палату представителей, состоявшиеся в феврале 1990 года. Если на предшествовавших всеобщих выборах 1986 года правящая партия завоевала в нижней палате 300 мест, то на сей раз ей удалось получить лишь 275. Между тем ее главный политический противник в лагере оппозиции - социалистическая партия увеличила свое представительство в той же палате с 85 до 136 человек88. Такой ценой расплатились либерал-демократы за нечистоплотное поведение своих лидеров, за ту коррупцию, которая как никогда прежде высветилась в деятельности их партии и ее лидеров.
На тему о коррупции в правящих кругах Японии мне пришлось написать в 1988-1990 годах десятки статей и заметок. И отнюдь не потому, что мне нравилось копаться в грязном белье японских консервативных политиков. Эта тема, откровенно говоря, мне тогда приелась и претила. Но развитие внутриполитических событий в Японии вынуждало японских и советских журналистов, занимавшихся освещением этих событий, вновь и вновь писать о нечистых на руку государственных деятелях и порочных нравах, укоренившихся в политическом мире Японии.
Тогда мне думалось, что от зла коррупции в таких масштабах, какие оно приняло в Японии, навсегда избавлена моя страна. Каким же близоруким я был! Ибо с первых же шагов реформаторов, пришедших к власти в Москве в 1991 году, на первых же этапах "рыночной экономики", возникшей в результате слома социалистической системы и перехода государственных предприятий и имущества в загребущие руки частных собственников, в моей стране началась столь необузданная вакханалия коррупции, которая намного превзошла по своим масштабам все то, что наблюдалось мною в Японии тремя-четырьмя годами ранее. Японские взяточники типа Такэситы, Накасонэ, Миядзавы на фоне наших хапуг-карьеристов типа А. Чубайса, А. Коха и Б. Березовского стали далее казаться мне не столь уж такими порочными людьми, какими они виделись в конце 80-х - начале 90-х годов. Ведь при всем их ненасытном пристрастии к деньгам они в своей государственной политике все-таки пеклись и о национальных интересах Японии и поступались ими иной раз лишь под сильным давлением США. А для наших олигархов-проходимцев понятия "Родина" вообще не существует.
Как и в предшествующие периоды моей журналистской работы в Японии, меня интересовала и деятельность партий парламентской оппозиции. Речь шла главным образом о коммунистической и социалистической партиях, так как политический вес двух тогдашних партий "среднего пути", Комэйто и Минсято (Партия демократического социализма), занимавшихся прагматическим лавированием между правящей партией и оппозиционными силами, был не столь велик, чтобы о них стоило писать особо.
Что касается Коммунистической партии Японии, то во второй половине 80-х - начале 90-х годов руководству Международного отдела ЦК КПСС стало ясно, что былую дружбу с КПЯ восстановить уже невозможно и что ее руководители, Миямото Кэндзи, Фува Тэцудзо и другие, будут и впредь дистанцироваться от КПСС и занимать постоянно недружественную Советскому Союзу позицию. Возможность маневра в нашей политике по отношению к этой партии была при таких обстоятельствах довольно ограниченной. При тех крайне слабых, по сути дела символических контактах с КПЯ, которые еще сохранялись, нашей стороне не оставалось ничего иного, как поддерживать японских коммунистов в печати лишь тогда, когда их выступления отвечали нашим интересам, и при этом делать вид, будто мы не замечаем их постоянных нападок на КПСС. А эти нападки заметно усилились с тех пор, как в политике Советского Союза стали реализовываться горбачевские идеи "перестройки" и "нового мышления".
Отрицательное отношение руководства КПЯ к горбачевскому "новому мышлению" было вполне объяснимо. Ведь в основу "нового мышления", советники Горбачева типа А. Яковлева, Г. Арбатова или Г. Шахназарова заложили довольно сомнительную идею "примирения" с тем воинственным курсом, который продолжал проводиться Вашингтоном в те годы вопреки всем советско-американским соглашениям об ограничении ядерных и ракетных вооружений, заключенным в итоге встреч Горбачева с президентом США Бушем. С точки зрения руководителей КПЯ, сделавших борьбу против японо-американского "договора безопасности" и военного присутствия США в Японии основой основ своей политики, любые горбачевские помыслы о советско-американском "примирении" выглядели как "наивный оппортунизм", как недальновидный отход с позиций мирового коммунистического движения, основанный на ошибочных оценках и непонимании подлинной агрессивной сущности внешней политики правящих кругов США. И надо сказать, что для таких критических оценок горбачевского "нового мышления" у руководителей КПЯ имелись довольно веские основания. Японским коммунистам, постоянно соприкасавшимся с проблемой американских военных баз на японской территории и наблюдавшим с близкого расстояния ту наглость, с которой Пентагон утверждал свой военный контроль над АТР, была лучше видна недальновидность упований Горбачева и его окружения на примирение и дружбу с США. Конечно же, руководители Международного отдела ЦК КПСС, неизменно лояльные политике всех кремлевских генеральных секретарей, включая и Горбачева, сочли за лучшее не углубляясь в подобные споры с японцами отмалчиваться и делать вид, будто их отказ от полемики с руководством КПЯ продиктован лишь стремлением избежать дальнейшего обострения отношений с японскими коммунистами. Лично меня такое охлаждение отношений КПСС с КПЯ вполне устраивало: редакция "Правды" в отличие от прежних времен не ждала от меня ни интервью с руководителями КПЯ, ни очерков о каких-либо достижениях японских коммунистов. А это избавляло меня от неприятных посещений штаба КПЯ в Ёёги, сотрудники которого, зная настроение своего начальства, не проявляли ко мне ни должного уважения, ни приветливости, как это всегда бывало в прежние времена.
В то же время у руководства КПЯ при всем его неприветливом поведении по отношению к КПСС не было по-прежнему желания идти на полный разрыв связей с Москвой. Подтверждением тому стало, например, осенью 1987 года приглашение к участию в работе XVIII съезда КПЯ в качестве гостей делегации КПСС в составе П. Н. Федосеева и И. И. Коваленко. Правда, спустя два с лишним года в связи с дальнейшим усилением разногласий между КПСС и КПЯ по вопросам, связанным с оценками внутренней и внешней политики Горбачева, на XIX съезде КПЯ, состоявшемся в июле 1990 года, делегация советских коммунистов отсутствовала.
Примечательно, что при всех ограничениях на допуск прессы на съезд КПЯ, советские журналисты там все-таки присутствовали. Пропуска и на XVIII и на XIX съезды были выданы руководством японской компартии не только мне, но и одному из корреспондентов ТАСС (Н. Геронину). Основная причина нашего допуска на эти форумы состояла скорее всего в том, что через публикации в "Правде" и в тассовских вестниках руководство КПЯ рассчитывало напомнить миру о своем существовании и оперативно ознакомить с ходом дискуссий на съездах и с их решениями зарубежную прокоммунистическую общественность, и в частности актив европейских коммунистических партий.
Однако в конце 80-х - начале 90-х годов отношение КПСС к руководителям японской компартии и их политике было уже совсем не то, что в 50-е - 60-е годы, и заниматься распространением через советскую прессу всего того, что они говорили на своих съездах и всех тех решений, которые ими там принимались, не было желания ни на Старой площади, ни в редакции "Правды", ни у меня как представителя этой газеты, призванного информировать Москву о работе съезда. Поэтому в моем сообщении, направленном в редакцию 9 июля 1990 года - в день открытия XIX съезда, преобладали уже не теплые, а прохладные отзывы о деятельности КПЯ и взглядах ее руководства, да и сами размеры сообщения были куда меньшими, чем в былые времена. Вот некоторые фрагменты из моей небольшой статьи, опубликованной в "Правде" на следующий день:
"Сегодня в курортном местечке Атами, расположенном на берегу Тихого океана в ста километрах от Токио, начал работу XIX съезд Коммунистической партии Японии. В работе съезда принимают участие более тысячи делегатов.
КПЯ, насчитывающая в своих рядах почти 500 тысяч членов, играет заметную роль в политической жизни страны. 30 коммунистов избраны депутатами парламента, а число представителей партии в органах местной администрации составляет 3953 человека. На парламентских выборах поддержку КПЯ оказывают обычно около 5 миллионов японских избирателей.