Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Чтобы читатели оценили бы по достоинству все постыдные саркисовские откровения по поводу публикации в "Известиях" царской инструкции Путятину, я процитировал их в своей рукописи в точном соответствии с текстом магнитофонной записи. И сделал я это по той простой причине, что именно Саркисов в то время являл собой в отечественном японоведении некую знаковую фигуру - ведь именно ему как заведующему отделом Японии ИВАН и председателю Ассоциации российских японоведов принадлежала тогда, по крайней мере формально, главенствующая роль в решении конкретных вопросов, связанных с изучением Японии в нашей стране. А прокомментировал я всю зафиксированную в цитатах историю с публикацией в "Известиях" царской инструкции Путятину следующим образом: "Такова пикантная закулисная история появления в "Известиях" статьи Саркисова и Черевко, направленной своим острием против поднявшегося в стране движения патриотических сил в защиту южных Курильских островов. Любопытна эта история потому, что она со всей очевидностью обнажила неведомую нашей общественности возню группы отечественных мидовских работников, цель которой заключалась в том, чтобы очернить труды отечественных историков - специалистов в области русско-японских отношений, подготовить тем самым общественное мнение нашей страны к уступкам японским территориальным требованиям. Пикантна эта история хотя бы уже потому, что участвующие в ней работники Академии наук повели себя, в сущности, как проводники интересов японского правительства, тщетно пытавшегося все минувшие годы убеждать наших соотечественников и мировую общественность в том, будто Южные Курилы - это "исконно японская территория". Именно эту прояпонскую идею и вознамерились внедрить в сознание читателей "Известий" те мужи от науки и дипломатии, которые выкопали в мидовских архивах и протащили на страницы названной газеты широко разрекламированный ими, а в сущности, мало о чем говорящий "документик". А вот история с его публикацией говорит о многом, и прежде всего о предельной непорядочности участвовавших в ней сограждан. Ведь в "цивилизованных государствах", включая Японию, чиновники МИД, замешанные в использовании ведомственных архивов в интересах других стран, подлежали бы немедленному увольнению. Но, к счастью для отечественных чиновников, государство наше стараниями политических краснобаев попало в разряд "нецивилизованных стран". А потому как научные работники, так и дипломаты, идущие на подобные проделки с архивами, не только остаются на своих ответственных постах, но и совершают за японский счет поощрительные вояжи в Японию, организуемые для них либо редакциями газет, либо японским министерством иностранных дел. Так оплачиваются их заботы о благе Страны восходящего солнца"164.
Одну из самых важных задач при написании рукописи, посвященной территориальному спору нашей страны с Японией, я видел в том, чтобы показать читателям, что у патриотов России в те годы было достаточно сил для отпора как агрессивным проискам Японии, так и отечественным пособникам этих происков. В последних разделах рукописи я привел по этой причине целый ряд взволнованных высказываний как именитых сограждан, так и простых русских людей с призывами к объединению всех патриотических сил страны для пресечения японских территориальных домогательств.
Хочу, однако, подчеркнуть, что убежденность в необходимости твердого отпора покушению японцев на Курилы отнюдь не означала моего настроя в пользу обострения российско-японских отношений и раздувания вражды между нашими странами. "Конечно,- писал я в заключительном разделе рукописи,национальные интересы Российской Федерации требуют дальнейшего расширения добрососедских связей с Японией. Однако эти связи не самоцель - они должны приносить экономические, политические и прочие выгоды нашей стране, нашим гражданам, и прежде всего населению дальневосточных районов России. Добрососедство даже в нынешней кризисной для нашей страны обстановке ни в коем случае не должно покупаться ценой необоснованных территориальных, экономических и политических уступок. Поэтому в основу отношений России с Японией российскому МИДу следовало бы с самого начала положить те же принципы, которые издавна и неизменно руководствуется в отношениях с нашей страной японская дипломатия, а именно принципы последовательной, эгоистичной защиты собственных национальных интересов; принципы недопустимости принесения этих интересов в жертву любым абстрактным международно-правовым концепциям, как бы привлекательно они ни выглядели..."165
Далее же, в заключительном разделе рукописи, было написано следующее: "Главной помехой развитию российско-японского добрососедства на современном этапе остаются, как и прежде, необоснованные территориальные притязания Японии на четыре южных острова Курильского архипелага, а точнее притязания на острова Кунашир, Итуруп, Шикотан и группу островов под общим названием Хабомаи. Даже малейшие уступки этим территориальным притязаниям недопустимы: в любом случае они чреваты серьезным ущербом национальным интересам нашей страны. Во-первых, это ущерб экономический, ибо спорные острова и окружающие их морские воды - это уникальная по своим богатствам зона морского промысла, а также удобнейший район для развития культурного и туристского бизнеса. Во-вторых, это ущерб военно-стратегический, ибо именно здесь находятся незамерзающие проходы из Охотского и Японского морей в Тихий океан для военно-морского флота России. В-третьих, это ущерб юридический, ибо любая уступка японцам нашей территории означала бы молчаливое признание Россией правомерности японской версии о мнимой "несправедливости" советско-японских границ, сложившихся в итоге второй мировой войны,- границ, закрепленных в свое время Ялтинским соглашением, а также Сан-Францисским мирным договором 1951 года. В-четвертых, это ущерб политический, ибо пересмотр послевоенных границ и уступки Японии части Курильских островов создали бы прецедент, дающий основание для выдвижения территориальных требований к нашей стране и на западе (Калининград, Выборг и т.п.). И, наконец, в-пятых, любые наши территориальные уступки были бы ударом по жизненным судьбам, материальным интересам, а также по достоинству и национальному самолюбию сотен и тысяч русских людей, родившихся на названных островах и с полным основанием считающих их своей родиной. Такие уступки привели бы к крайне нежелательному в настоящее время накалу антиправительственных страстей патриотически настроенных слоев населения не только в дальневосточных, но и в других районах нашей страны... Считаться надо также и с результатами массового опроса, проведенного в марте 1991 года среди населения Курильских островов, в итоге которого подавляющее большинство местных жителей (более 80 процентов) безоговорочно высказались против территориальных уступок Японии. И самое главное - граждане России должны знать, что Япония не удовлетворится Южными Курилами. И сейчас там есть движения, инициаторы которых претендуют на весь Курильский архипелаг и даже на Сахалин. А как известно, аппетит приходит во время еды.
Следует иметь в виду и другое: любая наша территориальная уступка Японии, что бы ни вещали по этому поводу японские политики и пресса, не приведет, да и не может привести к какому-либо крутому позитивному повороту в российско-японских отношениях. Такая уступка не даст России того, чего хотелось бы нашим руководителям в данный момент,- прилива широкомасштабной японской экономической помощи, включая крупные кредиты, капиталовложения и некие льготные поставки продовольствия, промышленных товаров и т.п. Расчеты на щедрую альтруистическую японскую помощь, на некие обильные "иеновые дожди", которые-де польются на нашу страну, если последняя поступится своей территорией,- это иллюзия, ибо экономическая политика Японии в отношении России, как и в отношении распавшегося Советского Союза, определялась и будет неизбежно определяться прежде всего интересами и суждениями не токийских дипломатов, а японских деловых кругов. А интересы и суждения последних не имеют тесной связи с территориальным спором двух стран. Спад в японо-советской торговле, происшедший в годы горбачевской "перестройки", как и воздержание многих японских фирм от крупных капиталовложений в нашу экономику, их прохладное отношение к целому ряду наших предложений по поводу совместного делового сотрудничества объясняются отнюдь не "обидами" за нашу неуступчивость в территориальном споре (в этом споре деловые круги не склонны принимать активное участие), а прежде всего их неуверенностью в том, что в сложившейся в России обстановке экономического хаоса, при всевозрастающей валютной задолженности нашей страны такое сотрудничество не только не сулит им больших выгод, а наоборот, чревато издержками и неприятностями...
Что же касается территориального спора с Японией, то в этом вопросе необходимо ясное и трезвое понимание невозможности решить этот спор в течение ближайших десятилетий, ибо, как это было на протяжении минувших сорока с лишним лет, ни та ни другая сторона не смогут в силу ряда объективных причин отступиться от своей нынешней позиции. Надежды некоторых российских дипломатов на достижение "компромисса" на основе наших частичных территориальных уступок беспочвенны хотя бы уже потому, что сегодня нет ни малейших оснований рассчитывать на пересмотр японской стороной своих заведомо неприемлемых для России, требований передачи Японии всех четырех спорных островов. Готовность довольствоваться двумя островами не высказывается ни одной из японских политических партий. Податливость же наших политиков в этом вопросе лишь укрепит японцев в их стремлении оказывать на Россию все возрастающий нажим. Поэтому сегодня единственно разумным подходом к японским территориальным требованиям может быть только одна тактика, а именно - откладывание спора в долгий ящик... При таких обстоятельствах нам и впредь не приходится рассчитывать на подписание какого-либо "мирного договора" с Японией. И в этом нет никакой беды: ведь жили же наши народы в минувшие срок лет без такого договора, и это не мешало им развивать экономические, культурные, общественные и прочие контакты на том уровне, какой был объективно возможен при сложившемся балансе национальных интересов обеих стран".
Читаю приведенные выше строки сегодня, спустя восемь лет после того, как они были написаны, и готов слово в слово повторить их от начала и до конца. Ход последующих событий подтвердил целиком обоснованность моих тогдашних суждений и оценок хода развития российско-японских отношений. Те изменения, которые произошли в этих отношениях в годы ельцинского правления, нисколько не улучшили общего состояния этих отношений, не сняли ни одну из конфликтных проблем, не дали нашей стране сколько-нибудь ощутимых выгод и привели лишь к смещению общего баланса национальных интересов двух стран в пользу Японии. Но об этом будет сказано далее...
А рукопись моя, написанная в пожарном порядке, была передана мною в мае 1992 года непосредственно в руки сахалинского губернатора В. П. Федорова во время его очередного приезда в Москву. Под его личным контролем в Южно-Сахалинске началась срочная подготовка ее к печати. Где-то в июне я вылетал в Южно-Сахалинск на несколько дней, чтобы прочесть верстку (из-за спешки мне не удалось вычитать ее хорошо и кое-где в тексте остались не замеченные мною погрешности набора), а в начале августа эта рукопись под названием "Покушение на Курилы" была уже отпечатана. Всего лишь несколько дней спустя пилоты грузового самолета, прилетевшего из Южно-Сахалинска в Москву, доставили мне по поручению сахалинского губернатора около тысячи ее экземпляров. Безотлагательно несколько сот из них были переданы мною в руки представителей различных патриотических организаций, частично распространивших ее среди своего актива, а частично пустивших в широкую продажу. Несколько десятков экземпляров книги были проданы и в киоске Института востоковедения РАН.
Вскоре я узнал, что в Южно-Сахалинске состоялась в моем отсутствии презентация названной книги, сопровождавшаяся ее продажей на аукционе, специально организованном местными властями для представителей зарубежной прессы и ряда иностранных торговых фирм. Организаторы аукциона собрали более тысячи долларов, но их затея окончилась трагически. По возвращении с аукциона в свою квартиру один из его организаторов, принесший к себе на дом полученную выручку, был убит грабителями, а выручка была похищена. Местные журналисты, сообщившие в то же утро в газетах и по радио о случившемся, впопыхах сочли убитого за автора продававшейся на аукционе книги. Но уже через день сведения о моей гибели были той же южносахалинской прессой опровергнуты.
В Москву книга подоспела как нельзя вовремя. В один из дней августа 1992 года на площади перед центральным входом в Парк культуры и отдыха имени М. Горького состоялся массовый митинг москвичей-патриотов в защиту Курил от японских посягательств, участие в котором приняли около тысячи человек. На митинге активисты из патриотических организаций устроили продажу моей книги, объявив при этом, что автор "Покушения на Курилы" находится в рядах митинговавших. После этого многие из купивших мою книжку собрались вокруг меня для получения автографов. Впервые в жизни я оказался в роли некой "знаменитости" и, ощущая крайнюю неловкость от пребывания в столь чуждой мне роли, неуверенно делал надписи и ставил свои подписи на титульных листах книги, пожимал руки незнакомым мне людям и благодарил их за сделанную ими покупку. Но по возвращении в тот вечер домой я все-таки был доволен, что мой труд не пропал даром и с ним ознакомятся, может быть, не только специалисты, но и те читатели - русские патриоты, для которых моя книга и была предназначена.