Япония. В краю маяков и храмов
Шрифт:
Дядьки наконец-то ушли, а мы с Сакураи принялись знакомиться. Сначала он очень смешно пытался говорить со мной медленно и словами из учебника, но потом привык и стал выражаться нормально. Сакураи действительно очень знаменит и занят. Все время разъезжает и что-то реставрирует или восстанавливает. Обещал иногда брать меня с собой и показать реставрационные работы. Про нашу архитектуру он практически ничего не знал. Говорили о славянской архитектурной специфике и ее «деревянных» корнях. Он смотрел мои фотографии и книги по нашей деревянной архитектуре. Очень удивился размаху и множеству деревянных церквей. Сказал, что во многом они очень похожи на японские, даже присутствуют почти все классические конструктивные приемы. По-моему, это его потрясло.
И не знал он, конечно, что я-то на самом деле тот еще специалист по деревянной архитектуре! Раньше интересовалась только готикой да романикой, диссертацию по модерну написала. А дерево… Ну что дерево! Стипендию в Японии захотела получить, вот и придумала себе новую тему. Книжек набрала. Только прочесть мало что успела — все как-то быстро так вышло. То непонятно еще было, едешь или нет, а тут раз — в восемь утра звонок из посольства, и барышня говорит в трубку по-японски: «Вам стипендию дали, выезжать через месяц». И все — как жизнь кто пополам поделил, все, что было до того, ладонью назад отпихнул… И вот уже — Япония, университет Кинки, профессор Сакураи! И еще аспиранты его в мастерской. Все — мальчики-буки. Но ничего, я их быстро на уши поставлю!
Между тем май уступает место июню. На пригородных, залитых водой клеточках рисовых полей уже поднимаются всходы — по три в пучке. Обихаживающие этот рис местные жители носят плоские соломенные шляпы с подвязками у подбородка и все по уши в грязи… А рядом на грядках поднялись капустка, лук с зелеными перышками, клубника, картошка… Все как у нас. И только рис ломает эту с детства привычную глазу овощную идиллию. Еще созрели такие странные фрукты, называются «бива». Дерево «бива» большое и похоже на магнолию. А на концах веток поверх пучка листьев растут гнездами довольно большие, с крупный абрикос, оранжевые, чуть удлиненные плоды. На вкус они что-то среднее между крыжовником и шелковицей. Внутри мягкие перегородочки и блестящие коричневые косточки размером с изюмину — неправильной формы. Косточек штук пять. Кожица у плода как у сливы: гладкая. И он цельный, не половинчатый, как абрикос. По нашему будет мушмула! Слово такое всегда знала, а вот дерево и плоды никогда раньше видеть не доводилось.
Как-то вечером я ждала в сумерках автобуса: в рисовых полях лягушки орут, мушмула шуршит, пахнет летом и зеленью. А над головой пикируют стаи летучих мышей. Я насчитала три разных вида. Побольше и поменьше, и форма крыльев тоже разная, и пищат по-разному. В общей сложности просто неба не видать. Мыши… Летучие, сэр!
Начался «цую» — сезон дождей. Еще этот сезон называют «баю», что значит «сливовый дождь». Потому что именно в это время, как говорят, созревает японская слива. Она не сладкая и сырая вообще несъедобная. Ее на соленья используют. А цветет эта слива в январе и феврале, очень красиво и с хорошим запахом. Так говорят. Но я пока подобное цветение не видала. В сезон дождей обещали влажную духоту, но пока, слава богу, прохладно, воздух свежий и приятно пахнет мокрой листвой. Дожди идут не беспрестанно, но часто. По этому случаю японские полицейские вооружились форменными прозрачными зеленоватыми зонтиками. Не мокнуть же им, бедненьким, под дождем при исполнении.
В субботу в нашем инязе проводили летний фестиваль Нацу-мацури: в кампусе поставили ларьки с иностранной едой, устроили танцы, выступления кружков самодеятельности, конкурс костюмов разных народов. На ларьке с «русской едой» написано большими кривыми русскими буквами: «ПОМИДОР». Рядом приставлены на дощечке два самых известных японцам русских символа: фотографии группы «Тату» и повсеместно тут любимого Чебурашки. Ассортимент ларька следующий: пицца, водка и «русский чай» — жуткая бурдень, состоящая из чая и размешанного в нем джема. И откуда они только идею этой пакости выудили?
С каждым днем становится все жарче. В магазинах, электричках, автобусах и всяких других общественных местах, включая подземные переходы, включили кондиционеры. Все они охлаждают воздух просто до холодрыги, потому что, хи-хи, мужские! То есть рассчитаны на охлаждение мужчин — офисных работников в пиджаках. А все остальные могут мерзнуть, сколько им вздумается. Многие японцы, особенно молодые парни, стали носить завязанное на шее махровое полотенце — по их версии, так сразу пот убирается и вытирать не надо. Не знаю, не знаю. Как по мне, так с таким полотенцем вообще от жары сбрендить можно.
Зацвели гортензии, по-местному — адзисай. Это огромные зонтичные цветки-кусты абсолютно нереальных бело-сине-фиолетовых оттенков. Причем на одном кусте вполне можно встретить цветы разного цвета и формы. Когда на них дождь льется, они, тяжелые и толстые, тяжелеют окончательно и наклоняются почти до земли.
Так приходит лето.
Глава V
Начало лета
О застенчивых звездных богах, искусственном громе, запряженных людьми колесницах, пылинках в лучах солнца между храмовыми опорами и нестеснительных японских поэтах
Начало лета в Японии приходится на окончание сезона дождей. Такое счастье обычно приходит в разное время — может в начале, а может и в середине июля. Смотря как и с какой скоростью решат передвигаться своенравные облачные фронты. Вот так — у всех нормальных людей в году четыре сезона, а у японцев — пять: зима, весна, сезон дождей, лето и осень.
7 июля — праздник Танабата. Его привыкли считать концом сезона дождей. Но так везет далеко не всегда. Слово «танабата» дословно переводится как «седьмая ночь». Если вы заметили, 7 июля число дня и месяца совпадают: 07.07. В Японии вообще такие фокусы любят: 01.01 — Новый год, 02.02 — праздник Сецубун (это когда зимовавших в домах чертей положено на улицу выгонять), 03.03 — День девочек, 05.05 — День мальчиков, 09.09 — День любования хризантемами… А вот 07.07 — Танабата, праздник влюбленных. Согласно старой легенде, только в этот день (точнее — в ночь) влюбленные боги-звезды Пастушка и Волопас [35] могут перейти разделяющий их Млечный Путь (который тут называют Небесная река) по Сорочьему мосту и ненадолго встретиться. А Сорочий мост — это переправа, которую сороки строят в воздухе из своих крыльев. К 7 июля в Японии наряжают бамбук и вешают на него бумажки с желаниями. И вечером все смотрят в небо — хотят увидеть, как звезды через Млечный Путь бредут. Только, как я уже говорила — сезон дождей к этому времени еще, как правило, не закончился и потому никаких звезд не видать, одни тучи.
35
По-нашему — Вега и Альтаир, они как раз и находятся по разные стороны Млечного Пути.
В конце дождливого сезона японские студенты из нашего университета решают устроить совместную с иностранцами поездку. Решают ехать в Асуку, очень старую столицу Японии. Это совсем недалеко. Студенты японские все — из изучающих русский язык. Конечно, они хотят попрактиковаться. Но не очень-то у них получается. Потому что мы говорим по-японски гораздо лучше. При таких условиях, как ни старайся, а разговор быстро на японский переходит.
В Асуке расположено знаменитое наследие ЮНЕСКО: Хорюдзи — самый старый монастырь Японии и одновременно самое древнее деревянное строение планеты (VII–VIII века постройки). Тут надо дать два уточнения: первое — есть в Японии храмы, основанные и раньше, но там не сохранилось древних строений. Второе — Хорюдзи — это не одно строение, а целый комплекс построек. Большой, с удивительной темной пагодой. И чувствуешь там себя хорошо и легко. Там запах старого дерева. Столбы так от времени высохли, что, наверное, стали невесомыми. Но сильные — стоят ведь, храм держат… Как старики с жилистыми тощими руками…
В городке Асука есть еще большой музей. Крупное современное здание с довольно бессвязной экспозицией. Но, несмотря на это, с множеством удивительных сюрпризов. Во-первых, комнаты стереозвука. Садишься в нишу и смотришь на пустой потолок. Потом на потолке появляются отблески, облака или звезды. И звук: дождь, ручей, ветер с осенними листьями, зимний ветер, гроза, капли с крыши, кузнечик, зной… Звук такой, что невозможно спутать осенний ветер с зимним… Звук как реальность, звук как материя, звук как художественное средство. Я никогда и нигде не встречала ничего подобного, по креслу просто растекаешься и вылезти оттуда невозможно. Звук — как жизнь. Дальше — больше. С трудом выковыряв себя из кресла, переползаешь в кинозал. Проекция идет на все поверхности: экран, сцена, стены, пол, потолок, зрители. Сюжета нет. Движение… Пятна света, красивые видеосъемки природы или просто огромные фотографии. Движущаяся кукла старика-рассказчика. Надтреснутый старческий голос. Спокойные простые слова философа жизни. Скрещивающиеся, бегущие по залу и лицам пятна, веснушки, иероглифы цвета и света. Бездонная глубина зазеркальных отражений, наложений и перемещений граней пространства. Внутренность гигантского вращающегося калейдоскопа с тобой в роли цветного стеклышка, бесконечно складывающего никогда не повторяющийся узор…