Япония. В краю маяков и храмов
Шрифт:
На ум приходит опять та же Индия: эти смешные статуи богов в нишах, эти любовно уложенные прихожанами корзины тропических фруктов в дар богам. И этот запах… Я ощущала его несколько дней и каждый раз находила в нем новую замечательную ноту. Первая волна — запах курительных палочек, манго и старого древесного лака. Вторая волна — запах мазаного деревенского дома и вишневого варенья, варящегося в медном тазу под яблонями. И что-то еще. Есть же что-то еще! Самое глубокое и немыслимое. Я вспомнила этот запах. Так пахли чешские цветные карандаши, которыми я в восемь лет рисовала дальние страны. Я нюхала их тонкие полу прозрачные стружки с изогнутой цветной каемочкой по краю. И мне казалось, что в безумно недосягаемых морских экзотических странах есть именно такой запах. Господи, я не ошибалась! Разве такое бывает?
Еще в комплекс храма Бё непременно входит большая красивая печь, часто отдельно стоящая во дворе, оформленная под пагоду, с иероглифами на тяжелых чугунных дверцах и гудящим огнем внутри. В этой печке жгут пожертвованные богам деньги. Не спешите поражаться, все на самом деле не так катастрофично. Сначала настоящие купюры обменивают на специальные «куклы» — символические, раскрашенные пачки «денег». Вот эти-то пачки в печи и сжигают. Дураков нет! Но все равно, выглядит премило, когда жгут деньги. И хранят до того эти пачки на складе при храме — тоже приятно смотрится. В одном храме богам приносили не только фрукты, но и миски с едой: суп, лапша с яйцами. Готовили тут же, в пристенке. Там еще была огромная чернобородая статуя, сидящая за деревянным столом. На столе перед статуей стояли миски с настоящей едой, а в руках она держала веничек из птичьих перьев и еще что-то, похожее на ложку. Вот-вот начнет хлебать.
Вообще, статуи в Бё очень интересные, натуралистические, как детские игрушки, — все волосы и усы у них из волосатых ниток, одежда тоже настоящая — из специальной парчовой ткани с выкрутасами, накладками, помпончиками на пружинках и прочей дурней. Я тихонько проверила одного такого красавца — может, он под этим покрывалом голый? He-а, тоже одетый, только уже в статуйную, каменную одежду. Жаль.
Народ в Бё становится на специальные мягкие подколенники перед алтарем и молится, сложив руки. Или занимается гаданием типа «исполнится мое желание или нет». Для этого из бочонка с палочками вынимается одна, та, которая при встряхивании оказалась самой торчащей. Ее кладут перед собой на алтарь, потом берут две такие деревянные штучки, похожие на огромные половинки фасоли. Их кидают и смотрят, как они упали. Одна сторона такой полуфасолины круглая, а другая плоская. Ответом «сбудется» считается такое расположение деревяшек, когда одна упала вниз полукруглым боком, а другая — плоским. Сакураи предложил мне тоже так погадать. Я сказала, что не хочу. Почему? Потому что у меня нет желаний! «А разве такое бывает?» — удивился он. Иногда бывает…
В каждом Бё по бокам одного из залов в витринах стоит десяток статуй каких-то грозных личностей. Каждая со своими отличительными признаками — одна, например, имеет длинные волосатые брови, а у другой из пуза высовывается еще и дополнительная мордочка. Как я поняла, это судьи душ. Грешник отправляется в ад только в том случае, если все десятеро признают его виновным. Если хоть один из судей будет против, ад отменяется. Довольно удобно. Каменные резные панно с изображением ада (в стиле Иеронима Босха) тоже вывешены на всеобщее обозрение. На всякий случай.
За алтарем, над заваленным бумагами столом, сидит толстый пожилой каллиграф. Из одежды на нем только ловко свернутая белая простынка. Он пишет оранжевой тушью вертикально, справа налево мелкие кругловатые иероглифы. Шуршит бумага. Шум и гам Бё ничто перед этой тихой мелодией веков.
Вдоволь налазившись по жаре, устраиваемся за столиками в одном из Бё. Японцы явно собираются выпить чего-то из здоровых запаянных фольгой стаканов. Это местный сладкий чай.
— Храм все-таки ведь, неудобно тут пить…
Сакураи ухмыляется:
— Жизнь коротка, и следует ловить все ее радости без остатка, так тут считается, вот смотри! — Он тыкает пальцем куда-то поверх фасадной стены — там на огромной деревянной табличке, на каких обычно пишут название храма, жирными черными иероглифами написано: «дайдзёбу», что значит по-японски нечто вроде «нормалек, все в порядке». Что это значит по-китайски, понять тяжело, не исключено, что то же самое.
— Прочитала? Это небось специально для таких умников, как ты, вывесили, пей давай!
А в буддийских монастырях тишина и ручейки и бритые наголо монахи ходят в конических соломенных шляпах и розовых или светло-лиловых полотняных костюмчиках — длиннополый пиджачок и штаны: ниже колен в виде дудочек, а кверху с расширением типа галифе. И монахинь тоже таких много — бритых, упитанных и в шлепанцах. Поскольку мы были посетители не обычные, то нас в буддийских храмах заводили в комнаты с резными стульями и наливали чай. В маленькие чашечки, но зато по многу раз. Жутко горячий в жуткую жару. Забавное ощущение. Даже приятное.
Поскольку архитектура Бё и Тера очень похожа, с непривычки отличить одно от другого казалось тяжеловато. Но я быстро адаптировалась. В Бё совсем другой дух. Не спутаешь.
— Это что? — спрашивает Сакураи.
— Это Бё!
— Как ты их различаешь???
— Честно?
— Честно!
— Если у входа сидят несколько мужиков типа бездельники и дуют чай из алюминиевого чайника, то, значит, это Бё!
— А ведь правда, — говорит Сакураи и начинает хохотать. — Надо же, архитектурный признак! Безошибочно!
Мы ходили смотреть жилой дом XVIII века. Я даже сначала не поняла, что это дом, а не храм. Выглядит почти так же, только цвет не красно-серый, а бело-синий и на алтаре вместе со статуями богов стоят фотографии жителей. В этом доме и сейчас люди живут. Нас сам хозяин по дому водил. Непонятное пространство — храм, жилье, улица и внутренний двор, колонны с резьбой, детская педальная машинка и сушащееся на балках белье, мотороллеры, хлам, склад сомнительной чистоты носков, ведра с водой, запах курительных палочек… Переплелось все вместе. И внешнее и внутреннее, и сакральное и бытовое срослось намертво.
А в архитектурном комплексе с двумя старинными крепостными башнями есть мемориал черепах — ряд огромных каменных тортил стоит, уткнувшись носами в бассейн. Закат, цветет розовая зонтичная акация. Крыши башен черепичные и почти сходятся друг с другом. Узкая деревянная лестница ведет на второй этаж. Там маленькая комнатка, где выставлены макеты старинных кораблей. Я выхожу на балкон и гляжу, как по мощеному дну оборонительного рва целеустремленно рыщут Сакураи с Косидой. Оранжевое солнце просвечивает им уши. Я не выдерживаю этого феерического зрелища и щелкаю фотоаппаратом. Чуткий, как кошка. Сакураи оглядывается и молча грозит мне кулаком…