Япония. В краю маяков и храмов
Шрифт:
— Знаешь, мне на самом деле очень нечасто приходится чувствовать себя азиатом. Забавное ощущение… Как тебе церковь?
— Из нее слишком далеко до Бога…
— А ты — жесткий человек.
Да. Если кто-то не знал.
Пока сэнсэй из Киото читает лекцию, мы с Сакураи лазим по окрестностям. Ничего интересного. Небольшие домики, здоровенные, заплетенные собственными воздушными корнями баньяны, прогуливающиеся по парку семьи. А еще тут живет кто-то очень похожий на белку. Только раза в два крупнее и весь черный. Этот «кто-то» до одурения прыгает по веткам баньянов. Кто бы это мог быть, а?
Вот здание с маленьким внутренним двориком — факультет архитектуры. Во дворе на низких столах валяются сломанные макеты. Точно такие, как у нас, — большие, с картонными рельефами.
— Мое разбитое прошлое, — говорю я…
— И мое тоже, — говорит подошедший сзади Сакураи.
Мы молча глядим на обломки бумажных монстров архитектурного обучения. Так стоят на кладбище — в тишине, скорбно опустив голову.
— Нацукасий? [52]
52
Нацукасий —ностальгия.
— Нет… Глаза бы мои на них не глядели…
И все же безумно странно, что у нас двоих может быть общее прошлое. Хоть и давно разбитое.
Замок в Тайнане не сохранился. Его там энное количество веков перестраивали и рушили, в результате остались только старые стены. И построилась совсем новая башня. И потому из светлого коридора нового здания выходит дверь — в никуда… Вокруг сохранился замковый город — примерно XVIII век. Никогда не видала ничего похожего. Желтые плоские стены сложены из морских кораллов с глиной. За ними — дома с низкими треугольными крышами. Тоже плоские, какие-то одномерные. Огромные тощие коты гуляют везде. В стенах внизу есть квадратные дырки — через них все производственные отходы выливали на улицу. Солнце садится.
«Если отреставрировать, будет красиво», — говорит Сакураи. Каково ему, этому пришельцу из цивилизации будущего, дотошному реставратору, не знающему, что такое недостаток средств, среди этих луж и заваливающихся домов, ободранного кровельного железа и старинных мозаик, осыпающихся на землю.
Мы заходим в дом. Каменный пол, узкость продавленного кресла. Непонятно, как тут живут люди. Из окна напротив смотрит мальчик. Я улыбаюсь ему, он улыбается тоже. В доме незнакомые люди, сыро… Непонятно, где заканчивается здание и начинается улица, полуулица-полудом. Тут везде так. Странное пересечение внешних и внутренних пространств — и люди невзначай переходят из одного в другое.
— Вон люк в полу, видишь? Он от подземного хода из замка, — показывает Сакураи.
— Правда???
— Ага, чтобы сбегать оттуда, ежели что. У хозяев тут в нем кладовка, а дальше никто не ходит. Я знаю это потому, что тут живут родители… (Чьи, я так понять и не смогла, в общем — каких-то знакомых или подчиненных местного мэра.)
— Круто?
— Ага! Еще как круто!
Мы выходим на улицу. Стремительный тропический закат уже на последнем издыхании. Нереальный оранжевый свет струится от неба. А навстречу ему с земли поднимается фиолетовый свет. Откуда??? Как будто бы затмение солнца. Висящая тишина. Грозовые тучи. Темные щели узких переулков затекают кроваво-фиолетовой тьмой. Бледный огонек свечи. Брусчатка. Мозаики стен отливают той же фиолетовостью. Провалы ворот и входов. Коты исчезли. Люди тоже. В пещерах домов видны отблески чего-то, непохожего на электрический свет. Хриплый смех за углом…
Я со всех ног догоняю Сакураи и пристраиваюсь как можно ближе к нему. Мне страшно. Потому что я узнала этот город. Жестокий город, который никогда не думала встретить в этом мире. Я давно нашла на земле много разных немыслимых городов, нашла Зурбаган и Каперну, да и не только их… Но я не знала, что доведется встретить и Арканар — страшный город из «Трудно быть богом». Я боюсь отстать от Сакураи. Мне кажется, что если я потеряю из виду его белую рубашку, то останусь в Арканаре насовсем. В настоящем Арканаре…
Стена храма и пластмассовые столики. Чугунная маска льва над аркой. За ней — широкая улица с сувенирными лавками. Толпа, фонари… Влажная духота, от которой вся одежда промокает насквозь. Фиолетовый и оранжевый свет гаснут, уступая место привычной черноте ночи. Арканар остался за спиной, в темном проулке за левым плечом. Я знаю, что, приди я сюда еще раз, Арканара не будет. Наверное, никогда не будет. Он больше не всплывет ко мне из темных лабиринтов мирозданий. Есть такие места, встретить которые слишком много и один раз за жизнь. «Эй, — говорит Сакураи, — что-то ты такая офигевшая. Может, тебе конфет купить, а? Тут считают, что они от жары помогают!»
Мы долго ехали на автобусе до какой-то мелкой деревеньки. Там должно было быть нечто очень интересовавшее наших живописцев — какое-то строение с росписью стен красками, на основе свиной крови. Большая редкость, говорят. Приехали. Деревенька мелкая, заглохший прудик, а рядом — усадьба в форме каре. Усадьба одноэтажная, в центре — нечто вроде портика. Колонки такие смешные. Пузатенькие (так называемый энтазис, утолщение в середине колонны — в восточной архитектуре очень редкая вещь). Там, где портик, и есть главная комната с этими самыми росписями: рыжевато-коричневыми панелями с изображением иероглифов, оленей, листьев. В обе стороны по каре идут анфилады комнат. Круглые окошки без стекол. Кое-где мебель старая сломанная валяется, потолок перекрыт навесными антресолями. Как их использовали, кто его знает, может, для вещей…
Многие комнаты закрыты. Я незаметно, но неуклонно проверяю на запертость каждую щель — сказались годы ползаний по всяким заброшенным памятникам архитектуры. Отрадно видеть, что сэнсэй Сакураи идет примерно моим же путем, тоже вроде бы невзначай проверяя надежность запоров и дверных петель. Ход мыслей у него абсолютно такой же, разве что отстает на шаг. Ага, кажется, он понял, что цели у нас одинаковые, — сменил тактику, просто маячит сзади: ждет, может, я куда-нибудь попаду. Я попала, почему бы нет — одна дверь была заперта на старинную деревенскую щеколду изнутри. Частенько я с подобными штуками справлялась в детские годы в селе Тарасовка. У двоюродной бабушки в мазаной хате были такие же вот щеколды, и я их характер знаю неплохо. Пара движений сложенным веером — и я уже тихонько просачиваюсь внутрь. Очевидно, в данной ситуации для Сакураи я сыграла роль сигнального лося — говорят, что в глухую лесную старину, перед прокладкой железной дороги через холм, сперва наблюдали, каким путем взбираются на него лоси, вроде бы они самой легкой и пологой дорогой вверх идут. Так по их следам и размечали, где укладывать рельсы. Правда или нет, не знаю, но Сакураи без лишних церемоний тут же просочился вслед за мной. Из этой комнаты можно было попасть и во все остальные, запертые. В пыль и хлам старинной ломаной мебели. В узкие полоски света из-под потолка. Через высокие пороги, вдоль замшелых стен. Злоумышленники в подземельях замка. Только вместо факелов — в поднятых руках, как сердце Данко, — фотоаппарат «кэнон». И постоянные вспышки. Надо же хоть чем-то светить!
Весьма понятно уже, кстати, из моего тайваньского опыта, что это именно жилье, а не храм: общий цвет здания черно-синий, а не красно-серый, как у храмов. На наружных стенах расписные цветочные орнаменты, точно как на наших хатках. Черный цвет в Китае всегда использовали для жилья — это цвет живых людей. Мертвые и боги обозначаются красным, даже надписи на могилах и посмертные имена. Черепица и та особенная: не круглая, а плоская, и стропила плоского сечения. Так делали только в жилье. Вообще, ощущение от этого всего странное — как будто что-то родное. Усадьба как в родной глубинке. Вот отойти немного в сторону — и уплывают куда-то японцы, Косида с фотоаппаратом размазывается и меркнет. Слышен крик петуха, и тянет костровым дымком, сеном и печеной картошкой. Все это мне приснилось… Сакураи с Косидой, Тайвань, китайские золотые закорючки с драконами. Это все бред… Мы просто приехали с приятелями смотреть очередную усадьбу. В лето. В глушь. Вот она, усадьба, — квадрат строения XIX века. Хозяин был не из первого ряда знати, всего один этаж. Но не беден и со вкусом… А вон мужики сельские с рыбалки идут! Азиатские, говорите? Ничего не азиатские, просто издали так кажется. Загорелые и в резиновых сапогах по колено. Кошки вокруг ходят и куры. Санька, наверное, сейчас в багажнике копается, термос наш походный достает. Тот, что мне на поступление в институт подарили. Китайский термос. И журавли на термосе китайские, а больше ничего китайского вокруг и в помине нет. Сейчас ужинать будем. Потом домой поедем. Вечереет уже…