Японская олигархия в Русско-японской войне
Шрифт:
«Основой нашей национальной политики с реставрации Мэйдзи было внутри страны — взращивание национальной силы и развитие национальной культуры, а за ее пределами — расширение национальных интересов и увеличение национального богатства… Следовательно, мы должны заявить, что даже по текущему международному вопросу, который вызывает некоторое волнение в нашей стране, политика нашей страны давно уже определена…Значит, мы должны обеспечить нашему правительству наибольшую свободу действий, чтобы оно могло добиться самых эффективных дипломатических результатов в соответствии с уже установленной политикой нашей страны…»
Ингайдан (непарламентская группа в Сэйюкай) была не согласна с Саендзи. На собрании по поводу своего открытия 1 декабря 1903 года Ингайдан выпустила жесткую
Ситуация в Кэнсэйхонто была не лучше. 24 ноября общее собрание депутатов парламента от партии было закрыто после двухчасовых дебатов, «не достигнув согласия по вопросу внешней политики». 2 декабря состоялось собрание депутатов парламента, бывших депутатов парламента и советников партии. На этом собрании обсуждалось, какую позицию должна занять партия на приближающейся девятнадцатой сессии парламента.
Решение, принятое на собрании, гласило: «С целью сохранения мира в Восточной Азии мы должны заставить Россию вывести войска из Маньчжурии, и в то же время мы должны заставить Китай открыть этот регион миру. Интересы нашей империи будут бурно развиваться в Маньчжурии и Корее только после того, как эти меры будут приняты». Эта формулировка была результатом компромисса между членами партии. Те, кто требовал жесткой политики, хотели вставить в резолюцию следующие строки: «Нерешительное и слабое отношение нынешнего кабинета к России несет ущерб благосостоянию нашей страны. Кабинет следует срочно сменить». Это вызвало возражения у оппозиции, в которой находились влиятельный Оиси Масами и Инукаи Цуеси. Внутрипартийные противоречия не дали и Кэнсэйхонто занять четкую позицию по вопросу внешней политики.
Мелкие партии вообще были не готовы обсуждать этот вопрос; в результате ни одна партия не предоставила правительству четкой, независимой политической программы. «Токио нити-нити симбун», еще не изменившая своей позиции, выразила свое недоверие партиям, заявив, что «величайшим позором политических партий является то, что их существование, кажется, не имеет никакого отношения к благосостоянию нашего государства и народа». Только отдельные партийные политики, как мы видели, участвовали в провоенной деятельности. Отдельные члены Сэйюкай и Кэнсэйхонто увязли в тщетных попытках создать коалицию для противостояния кабинету Кацуры; но не успели они достичь какой-либо действенной договоренности, как сессия была уже созвана.
На церемонии открытия парламентской сессии 10 декабря в палате представителей было зачитано традиционное обращение императора. Спикером палаты в эту сессию был Коно Хиронака, лидер Дию Минкэн Ундо в Фукусиме и один из ведущих членов старого Дзиюто. Не будучи членом Тайро Досикай, он явно был его горячим сторонником. Когда пришла очередь палаты составить ответ императору, Коно, вместо того чтобы зачитать церемониальное обращение, подготовленное главным секретарем палаты Хаясидой Камэтаро, достал из кармана собственноручно подготовленный документ и зачитал его вслух. Палата проголосовала за его вариант под бурные аплодисменты, очевидно решив, что это и есть церемониальное обращение к императору, как и полагалось по традиции, — вряд ли многие из депутатов слушали его внимательно. На самом деле то, что зачитал Коно, было петицией императору, содержавшей осуждение нерешительной политики кабинета Кацуры в отношении России. В петиции заявлялось следующее:
«Большой честью для нас является милостивое обращение Вашего Величества, которое Вы были так любезны нам отправить, и то, что Вы даруете нам возможность провести эту церемонию на открытии девятнадцатой сессии парламента. Мы глубоко тронуты милостью Вашего Величества.
В это время небывалого национального подъема администрация кабинета министров не соответствует современным требованиям страны. Внутренняя политика основывается лишь на временных мерах, а возможности внешнеполитической дипломатии упускаются. Мы не можем избавиться от чувства огромного беспокойства по поводу столь неправильного управления нашей администрации; поэтому мы взываем к мудрому суду Вашего Величества.
Мы, члены палаты представителей, кому доверен долг помогать Вашему Величеству в делах государственной важности, не обманем ожиданий Вашей милостивой воли, что выше нас и доверия народа, что под нами.
Ваш нижайший подданный, Коо Хиронака, спикер палаты представителей, с величайшим уважением вручает этот ответ Вашему Величеству».
Некоторые члены парламента с опозданием поняли, что целью второго абзаца Коно явно было осуждение работы кабинета Кацуры в отношении маньчжурского вопроса. Но немногие из депутатов поняли это, когда слепо проголосовали за этот вариант ответа. Некоторые члены Сэйюкай и Кэнсэйхонто пытались, в сотрудничестве с правительством, принять заново другое обращение. Когда эта попытка не удалась, правительство распустило парламент 11 декабря, не успела петиция еще достичь трона. Это событие вызвало еще больший подъем настроений в пользу войны [22] . В то же время неожиданный роспуск парламента дал кабинету Кацуры время для продолжения переговоров с Россией и свободного от парламентской критики сотрудничества с Тайным советом. Коно Хиронака вышел из состава Кэнсэйхонто перед тем, как предпринять этот решительный шаг, и вскоре после инцидента закрылся дома. В итоге парламент и политические партии практически не играли никакой роли в период предвоенных переговоров.
22
Есть сообщения о том, что много людей писали письма благодарности Коно.
В деловых кругах отношение к войне было крайне разнородным, что отражало несбалансированность развития японской экономики. В то время как более мелкие промышленники, казалось, считали, что «война даст драгоценную возможность покончить с затянувшейся депрессией», те, кто был связан с более современной и крупной промышленностью, либо открыто выступали против войны, либо, как минимум, колебались в принятии решения.
В 1903 году хлопчатобумажная промышленность Японии, как сообщают, была вполне уверена в своем будущем как на внешнем, так и на внутреннем рынке, поскольку продажи в Китай увеличивались и ожидалось большое расширение внутреннего рынка. Некоторые бизнесмены даже радовались прорыву России в Маньчжурию, так как полагали, что результатом этого будет рост спроса на японскую продукцию. В то время такие взгляды еще не считались еретическими. Администратор крупной судостроительной компании, комментируя маньчжурский вопрос в мае 1903-го, заявил:
«Российское правительство никогда не захочет войны. У него не только нет намерения воевать, но и есть искреннее желание мира…Следовательно, если только мы сами не начнем войну, маньчжурский вопрос будет решен мирным путем…Если же нам не удастся решить дело миром, то наша экономика, еще не полностью оправившаяся от последней болезни, будет полностью разрушена войной…Мирное решение маньчжурского вопроса — это то, чего больше всего желают деловые круги Японии».
Даже 25 сентября 1903 года ведущий экономический журнал «Тое Кэйзай симпо» заявлял: «Народ не должен волноваться о войне. Пусть люди занимаются своими делами. Компетентные люди никогда не присоединятся к озабоченным сторонникам войны с Россией». Так, вплоть до конца 1903 года, бизнесмены, особенно те, чье производство было твердо установлено и приносило хорошие прибыли, сомневались в реальной необходимости войны.
Однако это отношение стало постепенно меняться по мере того, как Россия отказалась проводить третий этап вывода войск в октябре. 28 октября на банкете «Гинко Сукайдзе» (клуба банкиров) Сибусава Эичи, президент «Даичи гинко» (Первого Национального банка) и палаты торговли Токио, заявил, что «Япония должна воевать с Россией», а Кондо Рэмпэй из «Нихон Юсэн Кайса» провозгласил: «Еще один день задержки — это еще один день преимуществ для России». Деловые лидеры посетили «Дружественное собрание личностей для решения проблемы текущей ситуации», состоявшееся 10 ноября, и «чистосердечно подчеркнули неизбежность войны с Россией и настаивали, чтобы правительство приняло окончательное решение.