Яркими красками по небу
Шрифт:
– Я бы сказала… - едва слышно, задумчиво буркнула Шура.
– Ой!
– не выдерживаю и гавкаю я. – Ты бы много чего сделала, чему бы он был безмерно рад! Да только сестра у него – я, конченный выродок. И не умею я поступать, как хорошие девочки. А только лишь… как тупая, бахнутая на всю голову, тварь.
– Так из-за чего заруба-то у вас с братом? – внезапно вновь отозвался Митяй.
Нервически смеюсь, осознавая правду:
– Из-за того, что он – праведник, а я - чёрт зло***чий…
***
Время пролетело,
Кузнецов молчал… и ни единой весточки, ни единой встречи невзначай. И я не звонила. Диплом, дела... да и обдумать всё надо было, пережевать. Пережить. Новый план, в конце концов, составить. Хотя... если уж мой подарок его, Борясика сего строптивого, не расшевелил, ни на что серьезное, конкретное не подтолкнул, не побудил, не сподвигнул, то сложно уже на что-то иное, существенное надеяться... И, вообще, стоит ли вновь всё... это безумие, безмозглость... затевать? Шальную игру, в которой в прошлый раз... едва друг друга не поубивали.
Кисель же до сих пор гуськом бродит. Всё надеется, что вновь на меня найдет безумие, как в первый день практики, – и тут уж он свое счастье… не упустит, чего бы это ему уже не стоило. В какой-то момент мне даже стало казаться, что отмотай время назад – и оставь прежние разумы, пропитанные опытом, Артем бы и Кузнецова не постеснялся. Засадить – уж точно бы засадил, ну… а потом бы уже выкручивался, извинялся и так далее. Всё так же отгреб от начальства – вот только было бы уже за что.
Злость Компота все чаще выходила за рамки приличия, а внутренняя неугомонная жажда, что уже, видимо, и секретутки не в силах были притупить, буквально уже душила меня морально своей назойливостью и пошлыми намеками. Я же играла… исправно играла с огнем, хотя и не страшилась итога… Как говорится, больно только первый, с*ка, раз… А потом - свыкается… даже если и хочется затем их всех поубивать.
Но он терпит, терплю и я.
Жду… сама уже не знаю чего. Ибо Боря залег на дно, а я нового повода вызвать его на тропу войны так всё еще и не нашла. Сдался? Позорно сдался? Или же я – позорная? А он – красавчик, что выбрал принципы, выбрал дружбу, совесть… а не такую конченную б***ь, как я, шарахнутую на всю голову…
Одно обидно – что, как бы не собачились, не дрались, всё равно не достаточно оказалась важна, чтобы хотя бы потерзаться, пометаться в сомнениях… за пределами одного котла, за пределами… «ОНГМа». Не настолько хороша, чтоб кобели цапались и делили трофей вне спальни. Досталась одному – пусть и пользуется, а выбросит – и того быстрее оба забудут. Спокойно выдохнут… и вновь начнут эту жизнь по-братски делить, и наслаждаться ею.
Хотя… какой он ему брат? Так, шпана недорезанная. Не шестерка, но и до Короля далеко, не говоря уж… чтоб когда-то в Тузы метить.
***
… двадцатое июня. Защита уже до тошноты бесящего диплома. Выучила вдоль и поперек. Пусть только… какая зараза мне «доп» засадит не по теме – сама лично удушу, даже жаловаться никому не стану.
Хотя… кому я когда на что жаловалась? Не считая последних «укуренных» откровений, никто и никогда ничего толком… не знал обо мне: ни мать, ни брат, ни «товариСЧи».
Выйти в центр, стать за кафедру. Шумный вздох. Пустой взор на комиссию (не видя лиц), в зал (для приличия… воспринимая всё как одно большое, неважное, несуразное пятно) – и стартонуть свою эпическую «элегию».
И, с*ка, уже оставалось буквально несколько абзацев, выводы, с*ка, ВЫВОДЫ! И надо было вновь пустить взгляд по аудитории – и словно что-то кольнуло, дернуло меня в ту сторону. Миг – и обомлела, словно расстрелянная. У самого выхода, за последней партой, столом сидел… Кузнецов.
Запинки, заикания… еще несколько позорных хлопков - и старая «копейка» окончательно заглохла. И с толкача не завести.
Ни подсказки препода, научного руководителя, ни собственные шпаргалки-записи: ни буя. С*ка… Боря. Просто напрочь всё вышибло из головы, словно на меня только что «КАМАЗ» попёр – и уже… ничего не остается, кроме того как смириться и тихо ссаться..
– Олеся, Фирсова, хорошая наша… не нервничай. Всё так хорошо рассказывала, а тут на тебе… Успокойся, выдохни… и начни с того момента, с которого помнишь.
С*ка, выдохни?
Да я и вдохнуть боюсь – метаю ошарашенные, колкие взгляды на этого ублюдка, что так не вовремя взорвал, разорвал мою унылую жизнь.
Нервически сглотнуть слюну – и снова позорно уставиться в бумажки: сплошные несвязные слова, отрывки…
Попытки мямлить…
– Ладно, - вдруг не выдерживает председатель комиссии. – И так мы всё хорошо поняли. Давайте парочку дополнительных – и уже отпустим девушку.
С*ка. С*ка. С*ка!
Не менее бредовые ответы на не менее бредовые вопросы.
Краснея, белея, седея, утопая в гадком позоре, протиснуться меж рядами – и швыряю на свой стол бумаги.
Еще миг – и иду дальше. Колкий, уничтожающий, полный ненависти взор на гада – и выруливаю из аудитории.
Поддается. Мигом затарахтело за спиной – вовремя перехватывает дверь, а потому лязг не удался: скромно прикрыл деревянное полотно за нами.
– Х** лысого ты приперся? – дико взревела я, резко обернувшись. Лицом к лицу, глаза в глаза – отчего тут же оседаю, проигрываю… у топаю в его голубых озерах. Невольно дрожу.
Нервически прожевал эмоции, играя скулами.
– Прости… - несмелое, шепотом, виновато повесил голову. – Думал, сразу заметила…
– Думал? – попытки воевать, но уже сдержанно, лживо. – Так, чтоб у меня вообще двояк был? Дура, понадеялась на четверку! Х*як – и на тебе, обухом по голове. Теперь радуйся карьере юриста, начиная с трояка.
– У меня и того нет…
Запнулась от удивления. Скривилась:
– Оно и видно.
Ухмыляется, с*ка, видя… что уже явно сдалась, уступила его харизме.