Яркими красками по небу
Шрифт:
– Борь, грубей… - шепчу едва различимо, стыдясь, но и не имея уже сил смолчать, уступая безумию… что впервые смогло по-настоящему пробудиться и разгуляться во мне сполна.
Сжал в объятиях едва не до хруста. Дерзкие, властные, резкие движения… поднимая градус внутри нас.
– Еще… - шепчу, казалось, вовсе не думая уже о последствиях, что хочу и на что подписываюсь.
Доли секунд дабы осознать и вдруг хватает, оборачивает меня к себе спиной, прогнул, за бедра подал к себе - и вновь ворвался в меня. Вдох – напор… и опять игра взорвала внутри меня музыку сумасбродства. Стоны, крики, боль вперемешку с наслаждением, словно кровь с молоком… Танго демона со своим
– Еще, - казалось… вот-вот… и я пересеку грань, свою какую-то давнюю, тяжелую, важную, забытую грань.
Вмиг ухватил за волосы и рванул на себя, выгнув кошкой. Еще рывок, еще вдох – и дернулась, вскрикнула я изо всех сил, не имея больше духу сдерживаться от боли. Тотчас сорвались с глаз слезы, а в груди спазмы перехватили дыхание. Еще миг – и предательское рыдание… разорвало мнимую тишину.
Прошлое взорвалось во мне. Жуткое, гадкое, болезненное... Вот только мысли, осознание того, что это со мной творит не тот черт, и никто иной, а именно Боря, мой Боря...
– рождал внутри странную помесь, бесконечно сумасбродную, шальную феерию... чувство защищенности и покоя. Будто ничего раньше не было - игра. Больная игра... сознания, спектакль избранных актеров и внушённых ролей. Чувство отрицания и наслаждения, на грани очередного скольжения по лезвию ножа, где с одной стороны - бездна, а с другой - жизнь, существование. Где прошлое - выдумка, а мы - реальность.
Но еще миг - и осознаю нечто большое. Нечто жуткое... постыдное.
То, что мой Идол невольно узрел мою черную душу, мою порочность, низменность... То, что за личиной красок и чистоты - сплошные черные, мерзкие тона. Напрасность надежд и упований. Пустота вместо человека - и лишь демон, на пепелище души, играющий остатками гнили...
Обмер испуганно.
– Ты че, Лесь? ЛЕСЯ, б***ь!
Вмиг отстранился, в охапку, к себе лицом. Утопил оное в ладонях. Глаза в глаза, а я жмурюсь, позорно отворачиваюсь – не дает.
– Ты чего… родная моя?
– взволнованно, голос дрожал от ужаса: - Зая… прости меня, я не хотел.
Не выдерживаю – и завыла, заныла я позорно, предательски. Вмиг хватаюсь своими руками за его запястья. Шепчу виновато:
– Это ты прости… прости меня, с*ку… пропащую, - нет больше сил удерживать личину… правда вылезла сполна, вместе со всеми моими чертями. – Прости меня… порочную.
Болезненно рассмеялся:
– Зайка… ты чего? – приблизился, короткий поцелуй в губы и шепотом, нежно, обжигая дыханием. – Нашла мне порочную… Котенок, родная моя, - живо обхватил за талию и силой напором усадил на себя сверху – поддаюсь, подчиняюсь. И снова обхватить мое лицо руками. Поцелуй в губы. Улыбается боязно, неуверенно: - Мне всё равно… как ты любишь, как ты хочешь, куда ты хочешь, где ты хочешь... Я всю тебя люблю… даже эти твои, - пристыжено рассмеялся, - тату и пирсинги. Всю люблю, и всё приму. И что тебе приятно – мне втройне приятно. И ни капли не осуждаю. Не глупи… Лесь… посмотри на меня.
Но не поддаюсь. Все еще жмурюсь, от стыда прячась в мнимой темноте.
– Жаль, что ты раньше… в моей жизни не появился… до того, как все это… во мне сломалось. До того, как стала демоном.
Смеется горько:
– Леська… хорошая моя. Ну, какой ты демон? Посмотри мне в глаза. Прошу… Ну…
Несмело поддаюсь, а на глаза вновь проступили слезы. Страшно своему судье всматриваться в очи.
– Во-от, - продолжил. Провел кончиками пальцев по губам. – Лесь… я бы никогда не полюбил демона. Никогда… Ты - нежная, добрая внутри. Хрупкая… хоть и принципиальная. Заледенела от постоянный боев, закалилась. Но позволь пробудить тебя… настоящую, - бережно провел по щекам, стирая один за другим соленые потоки. Обнял за шею и притянул к себе, прижал грудью к своей груди. Завораживающим шепотом на ухо: - Верь мне, пожалуйста… как я верю тебе. Хорошо?
И вновь движение, отстраняет слегка: глаза в глаза.
Долгая, жалящая, язвящая пауза – и несмело, неуверенно, киваю головой.
Короткий поцелуй в губы, бережный напор, ловко приподнимая меня над собой – и вновь ворваться, впустить - слиться со своим героем душой и телом, разрисовывая небо… в яркие краски. И вновь напор, и вновь рывки, подчиняясь страсти, вот только вместо боли и наслаждения в раздельных тонах, нотах, рождали одну общую, единую, бесконечно льющуюся, вьющуюся... искреннюю любовь.
Часть ТРЕТЬЯ. По осколкам жизни. Глава 22. По осколкам жизни
Часть ТРЕТЬЯ. По осколкам жизни
Глава 22. По осколкам жизни
***
Попасть домой только под утро...
Десять пропущенных от Фирсова.
Гад, очнулся? Что тебе еще надо? По-моему, еще при прошлой встречи все о всём высказались.
Отбросить прочь телефон - и завалиться в постель. Спать.
Наивная... глупая.
Слышу - шоркает. Мама...
Несмело приоткрыла дверь в комнату. Тихо, заспанным голосом:
– Лесь, спишь?
Хотелось, было, уже притвориться, соврать - но поддаюсь, рычу:
– Еще нет. Что?
Молчит вдруг. Мнется. Странную жуть нагоняет, отчего враз встрепенулось, заколотилось бешено мое сердце. Страшно сделать вдох, но еще хуже - уступить ужасу.
Горько, обреченно, с испугом:
– Что случилось? Макс?
– Артёма больше нет.
***
Странно, когда ты сходишь с ума, -
У меня появляется чувство вины
Я тебя понимаю, ведь мне иногда
Тоже снятся страшные сны
Снится, что мне не дожить до весны
Снится, что вовсе весна умерла
Страх во мне оставляет следы
Я думал, что страх - это просто слова…
Зачем топтать мою любовь
Её и так почти не стало
Я разбиваю руки в кровь
Я не сошел с ума - так надо…
Смысловые галлюцинации, "З. Т. М. Л."
Артёма. больше. нет.
Слова приговором долбят в голову острыми, ржавыми прутьями, заставляя с каждым вдохом всё больше и больше себя ненавидеть.
Стою, молчу, дрожу... а он рассказывает. Тихо, взволнованно, с опаской. Рачительно подбирает слова. Макс - боится еще сильнее меня разодрать. Меня - распятую.