Яркими красками по небу
Шрифт:
Позорно, признавая полное свое поражение, опускаю очи.
Взволновано проглотила ком стыда:
– Ты хочешь знать план?
– короткая пауза, словно прокручиваю барабан русской рулетки.
– Ты - ...и есть план.
Хмыкнул вдруг. Только не так насмешкой заливаясь, нет. А какой-то легкой, словно пелена, иронией, силясь подстегнуть меня к чему-то большему.
Сквозь лживую, сдержанную улыбку, по капле - яда:
– Уже лучше. Уже интереснее, - отрывисто.
– Поди, так скоро... и до диалога нормального у нас дойдет.
Шумно, раздраженно
– Чего еще ты от меня хочешь?
– грубо.
Скривился, паясничая. Внезапно движение вбок, словно хочет уйти, отчего я тоже враз, инстинктивно дернулась, страшась упустить нечто безумно важное.
Но шаг - и обходит, замирает за моей спиной, да неожиданно шепотом (странным, вкрадчивым, едким, словно кислота, пробирающим желчностью до кости, до видимой дрожи):
– Во-первых...
– вдох-выдох. Жуткая пауза, еще больше изводя меня и заставляя буквально уже сгорать от его тепла, жара, аромата, давления, - не хочу, что бы из меня делали дурака, - и снова колкая тишина.
– Во-вторых... что бы мной пытались манипулировать... И в-третьих, - короткий миг, - что бы нагло лгали. Сможешь всё это в себе побороть - тогда добро пожаловать. А нет, то лучше и на глаза не попадайся. Ферштейн?
Но не успела я даже что-то сообразить, попытаться ответить, как враз резкое движение: схватил, обнял за талию и подал силой вбок. Испуганно вскрикнула. Невольно, теряясь, путаясь в ногах, поддаюсь я. Беглый, взволнованный взгляд то на него (с непроницаемым видом), то по сторонам.
Автомобиль. От одного из летних домов ехал автомобиль - и мы, как идиоты, стояли как раз у него пути. Но не успело авто промчаться мимо нас, не успела улечься еще та кутерьма внезапного волнения, тревоги, как тотчас, смело, стремительно шагая от беседки (а с учетом, что по склону - едва не бегом) подскочил к нам очередной товарищ Кузнецова.
– Борян, б***ь! Вот ты где!
...вмиг принялся что-то втесывать моему "герою".
И вновь возможности уплывают, вытекают из моих рук, запутывая происходящее еще больше. Но секунды тикали - а, затурканный болтовней, неунывающим лепетом знакомого, Кузнецов все еще удерживает меня подле себя, не выпуская из цепкой (заботливой) хватки.
– Колян, так ты идешь?
– вдруг кричит кто-то из ребят (стоящих у беседки) этому надоедливому молодому человеку.
– А?
– живо оборачивается.
– Да!
– машет рукой.
Вот он миг - упусти который, можно потерять уже все.... А потому смелое, отчаянное движение, разворот и тихо (дабы только тот услышал), на ухо, обжигая дыханием, отчаянно шепчу Кузнецову:
– Связь с тобой. Она просто убьет Макса.
Обомлел Федорович, глаза округлились. Брови выгнулись.
Нервически заморгал.
– Ну, так че... вы идете?
– бросает уже на нас взор этот докучливый товариСЧ: растерянно то на меня, то на заледеневшего Бориса.
– Федорович, ты че?
– А?
– шумный вздох, приходя в себя.
– А, да идем.
Взгляд мне в глаза:
– Идем же?
– Куда?
– удивленно.
Но вместо ответа - ожившая ухмылка, и силой, напором, все еще не выпуская из своих стальных объятий... повел куда-то наверх. Мимо
– Куда мы, Борь?
– отчаянное, с возмущением, с невольным испугом.
Обмерла я на месте, не желая больше и с места сдвинуться.
Вот только воля Царя была куда убедительней моих протестов. А потому напор - и шаги, вновь шаги по эшафоту.
– Кузнецов, мать т**ю!
– гаркаю на него, попытка выдраться, отбиться.
Заржал Федорович и еще сильнее сжал в своих руках, отчего невольно застыла лицом к лицу, до неприличия близко. Взор в глаза.
Замер от удивления и его товарищ.
– Да в ресторан местный, - наконец-то решается, снисходит на ответ (ржа неприкрыто) Борис.
– Че ты завелась? Куда бы я еще мог тебя потащить? Не в кусты же? Да еще втроем...
...
Застыть у барной стойки. И, пока наши (а толпень собралась тут некислая, нащупав интересную жилу снабжения) выбирали, что их душа желает, кроме уже облюбованных шурпы, копченых ребрышек кабана, дикой утки, вяленого леща и угря, Кузнецов заботливо принял заказ. Схватил с прилавка трехлитровую банку с прозрачной жижей взгромоздил мне, всучил в руки.
Пристыжено улыбаюсь, удивленно таращу глаза:
– Только не говори, что это самогонка.
Ухмыляется злокозненно, но еще миг - и сдается, пока меня вовсе шок не добил:
– Березовый сок.
Расплатиться за покупку и схватить тотчас вторую банку. Разворот ко мне:
– Давай сюда, - машет освободившейся рукой. Тычет ладонь.
– Да ладно, донесу, - смущенно смеюсь.
– Не выделывается, - сам уже силой выдирает, поддаюсь... помогаю удобнее взять.
– Мы пошли, - кидает своему товарищу.
– Ага, - радостно махнул нам тот.
...
Неуверенные шаги по тропинке:
– И зачем же я тогда шла?
– усовещенная, хохочу, наблюдая, как того нагрузила, а сама плетусь... руки не знаю куда деть.
Улыбается:
– За компанию...
Но не успела ничего и ответить, даже подшутить, как догоняет нас торопливо Колян.
– Ну, теперь-то затарились! Можно ужираться на полную - будет чем с утра подлечиться!
– радостно вскрикнул тот.
– Ой, как вспомню, - внезапно мечтательно заговорил Борис, - как молодые были, сами в лес ездили, сок из берез цедили. Раз даже Ерему на это подбил. Только, правда, - вдруг пристыжено заржал, - кроме как набухаться до отключки, у нас ничего умного из всего того не вышло... Молодые, дурные были...
– А сейчас поумнели?
– язвительно хохочу.
Метнул на меня взгляд; улыбнулся, добро так, снисходительно:
– А сейчас... ленивые стали. Да и здоровье уже не то. Беса уже так не погонишь. Чуть напнулся - и уже то кости ломит, то тошнит, то баиньки пора.
– Старикашка вредный, - сплевываю... но без зла, с дружеской, нежной издевкой.
Рассмеялся усовещено, махнул слегка в мою сторону банкой:
– Сча дозвиздишься, всучу - сама потащишь.
Ржу:
– Давай, - протягиваю руки.
– Я же сразу предлагала.