Ярко-алое
Шрифт:
Но, столкнувшись с простым фактом — что с этой минуты он может завести детей, имеющих физические тела или же существующих лишь в сети, — вновь осознал, что не знал и не понимал ни-че-го.
Он. Может. Стать. Отцом.
Когда-нибудь. И с одной только женщиной, с той единственной, для кого его семя и его разум не будут бесплодными.
Это возможно.
Мысль не успела развернуться до конца. Чувство, трепещущее под покровом ужаса, не успело оформиться, вырасти, пробить удушающую панику. К его губам в третий раз поднялась ритуальная чаша.
«Вы имеете хоть малейшее представление, что означает
Это ведь навсегда, пришла вдруг отчетливая мысль. Чтящие обычаи семьи не признают разводов. Единственный способ освободиться — через острие собственного ножа. Но гибель базового профиля уничтожит человека по имени Канеко Тимур, даже если тело его и разум останутся целы. Смерть — окончание всех дорог, разрушение любых уз. Для советника это будет означать потерю положения в обществе, добровольный отказ от власти, расторжение союзных соглашений. Он лишится доступа к собственным счетам, вынужден будет оставить тайный совет, освободит должников от всех принесенных клятв.
Акана не отказывала детям своим в праве сбросить ставшее непосильным бремя. Но, во имя чести предков, если ты сбегаешь от ответственности, то не выбирать же, какие части тебя не устраивают, а какие неплохо бы и сохранить. Сетевая смерть стирает все, даже имя.
За ошибку в выборе партнера — не слишком ли велика цена?
Третий глоток был, пожалуй, самым отчаянно смелым поступком, который Канеко Тимуру довелось совершить за свою недолгую жизнь. В неизвестность — как в пропасть. С головой.
Мятно-хладный вкус на языке. Тишина, затаившая дыхание. В нем больше не было изменений.
Изменилась Акана.
Паутина дрогнула, развернулась, углубилась доселе невиданным измерением.
Отклики.
Один за другим. Десятки. Сотни. Тысячи. Звездопад коротких ясных посланий.
Поздравление с радостным и долгожданным событием. Подтверждение нового статуса. Предоставление нового уровня доступа.
Справедливость заставляла отметить, что лишь ничтожная часть обрушившегося потока имела отношение к его — теперь официальному — родству с кланом Фудзивара и, следовательно, с высшими сословиями. Драконья доля витиеватых посланий говорила о добровольном и осознанном взятии на себя ответственности. О принесении клятв перед людьми и ками. О том моменте, когда человек говорит себе и миру — «я взрослый».
А мир принимает его заверение.
Обвалом предоставлялись пароли к пластам Паутины, о существовании которых он имел довольно смутное представление. Открывались библиотеки с информацией, разворачивались ветви тянущихся столетиями дискуссий, вспыхивали сайты и целые суверенные острова, доступ к которым охранялся невидимым грифом «только после вступления в брак».
Тимур сканировал обрушившийся на него водопад информации и тихо сатанел. Какие-то из этих сетей были ему знакомы, какие-то он взломал, не всегда понимая, что есть еще одна причина, по которой революционеру-полуварвару доступ сюда запрещен. Но дело ведь не в том, что от тебя что-то прячут или куда-то не пускают. Прежде чем искать потаенное и пробиваться к запретному в безграничных, необъятных для человеческого разума просторах Паутины, нужно для начала предположить, что оно существует.
Господин тайный советник закрыл глаза.
Прожить
И вдруг узнать, что по законам и обычаям своей родины ты являлся несовершеннолетним. И никто и не подумал поставить тебя об этом в известность. А ты, такой умный и ловкий, с малых лет умудрявшийся сам доставать скрываемую информацию, даже не заметил ничего подозрительного.
Если бы не гибель Нобору, он так и остался бы самодовольным холостяком. Если бы не тихая несгибаемость Кимико, он настоял бы на безопасном православном венчании. Если…
Сколько еще самозваный великий взломщик не видит очевидного? Сколько — действительно тайного? Гордыня опасна, Неко. Она держит крепче цепей, слепит ярче солнца. Скромнее нужно быть, друг мой. И любопытней.
Мир, вдруг оказавшийся гораздо более объемным, сложным и пугающим, чем был минуту назад, уходил в бесконечность, маня открывающимися возможностями.
Ставшими вдруг неуклюжими руками Тимур взял с подноса вторую чашу. Наклонился к роднику. На мгновение замер, не донеся сосуд до поверхности, разглядев наконец, что струилось под их ногами.
Источник, питавший реку, что стекала с великой горы. Источник, носящий то же имя. Источник, отливающий глубокой аметистовой чешуей, и недружелюбными мыслями, и таким концентрированным, насыщенным информационным потоком, который ему не доводилось видеть даже у маяков.
Вознеся, вопреки самому себе, короткую молитву, Тимур зачерпнул тело ками в скромную деревянную чашу и выпрямился, поднося прозрачный информационный код к губам невесты.
Кимико вопросительно, ищуще вглядывалась в его лицо. Бессилие и усталость прорвались на мгновение сквозь безупречную маску. Тимур попытался изобразить успокаивающую улыбку, но, сжав пальцы на веере, она сделала первый глоток.
Темные глаза затуманились, обратились к чему-то далекому. Что она сейчас переживает? Похоже ли это на его опыт? Насколько иным видит мир дочь Фудзивара, насколько открыто для нее то, что ускользнуло от внимания неуклюжего пользователя?
Перед вторым глотком невеста не показала своей неуверенности. Лишь покачнулась — не от слабости, а будто потеряв ориентацию в пространстве.
Тимур поймал себя на том, что гадает о ее первом замужестве. Он знал, что церемония была тайной. Нобору привел невесту к кому-то из ками-покровителей Кикути, чтобы тот стал единственным свидетелем их клятв. Никаких изменений в Паутине, никаких следов. И тем не менее союз был законным во всех значениях, которыми только может Акана наделить это слово.
О чем думала Фудзивара Кимико, во второй раз омочив губы в священной чаше? Вспоминала? Сравнивала? Горевала?
Она допила последний глоток, какое-то время стояла, будто слепая. И вдруг начала медленно оседать. Чаша покатилась по камням, когда Тимур подхватил женщину — свою жену! — под руку. Но она уже пришла в себя, выпрямилась, отстраняясь, но не пытаясь высвободить запястье. Легким движением головы отвела его обеспокоенный взгляд.
Пение ками и голоса гостей начали проникать сквозь окутавший двоих ритуал. Церемония была закончена. Старый хранитель семьи Канеко провозгласил их мужем и женой. Мысль слишком дикая, чтобы принять ее вот так, как свершившийся факт.