Ярко-алое
Шрифт:
— Им… помогают. Сейчас. Мила, родная, не спрашивай, я ничего не знаю. Меня просто выставили прочь.
— Мурр, — сдавленно, с тихим ужасом прошептала она. Обняла, движением не подруги — матери. — Славный мой, успокойся, не надо. Все, все будет хорошо. Ну не унаследует малыш высокое сословие, так тому и быть. Он будет твоим, ты будешь его любить, когда это тебя останавливал чей-то там клан? Не думай об этой высокородной, мы с тобой, мы рядом, мы сможем…
Плечи Тимура тряслись не то от смеха, не то от рыданий, а руки судорожно прижимали к груди чужую женщину. Милава ничего не знала, она несла чушь, более того — чушь, бьющую точно в средоточие его страха, но, во имя великих ками, она была рядом! Понятная, сильная, близкая.
Пальцы опустились с монгольского колчана, скользнули вдоль тонкой спины.
Как пели копыта коня, летящего по степи. Как била в лицо жесткая грива, звенели собранные в ожерелья монеты, обнимали за талию руки прильнувшей сзади девчонки. Потеря профиля — потеря себя, и жизни, и женщины, но, духи неба и ковыля, как же до сих пор больно…
Неко заставил себя вспомнить, что он и впрямь Железный. Мягко, легко шагнул назад, сменил боевую аватару на привычный свой взъерошенный облик.
Знакомое движение — отбросить с лица растрепавшиеся кудри. Извиняющаяся (но с тлеющей где-то глубоко внутри застарелой искрой вызова) улыбка Стефану. Развел руками. Вот такая она у тебя, друг. Знал ведь, кого у меня отбиваешь, знал, кого посреди войны к алтарю тащишь. Вот такая она. Единственная.
И как же хорошо, что она на этом свете есть.
— Мне сейчас на очередное упражнение в коллективной бесполезности надо бежать. Вы тут заканчивайте со сбором улик, доложите утром. И приглядывайте за орлами Танаки, ладно?
— Мурр? — сдавленно спросила Милава. Обняла одной рукой настороженно хмурящегося Стефана, прижалась к нему, точно в поисках утешения.
— Все будет хорошо. Мне сообщат, как только станет известно что-то определенное.
И, отвесив ей глубокий, непривычно церемонный поклон, Железный Неко отправился объясняться с тайным советом. Свои мысли по поводу смерти Джеффера он выкладывать не собирался. Но надо было как-то убедить его господ коллег, что вызвавший такой фурор «авантюрно-элегантный план спасения Аканы» — это литературное преувеличение. Аллегория, которую ни в коем случае не стоит воспринимать серьезно.
Что-то да подсказывало, что господа так просто убеждаться не пожелают.
Глава 12
Официальный пантеон синто представляет собой божеств-предков наиболее могущественных аристократических родов. Можно выделить такие категории как «небесные божества» (родились и действовали на Равнине Высокого Неба — божества космогонического цикла), «дети и внуки небесных божеств» (родились на небе, но действовали также и на земле — культурные герои), «земные божества» (родились и действовали на земле — предки покоренных племен и родов).
Каждое из этих многочисленных божеств обладало человеческими потомками. И чем более могущественным был род, тем к более древнему божеству он возводил свое происхождение.
После некоего предела понятие «усталость» теряет всякий смысл. Где-то далеко системы поместья Фудзивара поддерживали его тело, по мере необходимости очищая и обновляя. Разум же…
Тимур и сам не заметил, когда перешел порог, за которым его будто отделило от мира снежным покрывалом. Под белой вуалью почти сна Неко способен был созерцать окружающее и свои в нем действия, но не имел ни сил, ни желания испытывать по этому поводу какие бы то ни было чувства.
Ари улыбнулся дымчато-синими очами. Шепнул, что все свершилось благополучно, и дома ждут его возвращения. Что ж, придется им подождать еще немного. Загромыхал гневной речью подраненный советник Кохаку, потребовал решительных мер и ужесточения контроля — пусть требует. Тимур равнодушно проголосовал против упорно проталкиваемого коллегой
Да, забавная вырисовывалась картина. Представим, что все вышло немного не так. Янтарный князь взял верх над черным драконом-бурей, героически защитил оказавшихся в беспомощном положении коллег и союзников. А потом этак ненавязчиво предложил бы им обсудить сложившуюся на планете ситуацию… К этому часу у нас, пожалуй, уже был бы новый «божественный» клан. И высокородный глава его не стал бы потакать природной своей скромности и отказываться от титула Янтарного императора.
Все так же равнодушно Тимур переместил имя советника Кохаку на первую строчку в мысленном списке. И прилепил к нему ярлык «еще один главный подозреваемый».
Едва заметно вздрогнул, сообразив, что не услышал обращенного к нему вопроса.
— Прошу прощения?
— Параллельное расследование, — повторил дед Богдан и окинул его несколько встревоженным взглядом. — Если у тебя будет время заняться этим лично?
— Почему бы и нет? — Канеко, вымотанный почти до потери способности внятно мыслить, равнодушно пожал плечами. — Все равно буду разбираться. Могу доложить о выводах.
— Вот и ладно. — Старик оглядел присутствующих. — Остальное завтра, господа мои. Если начнем сейчас обсуждать, кто займет место Джеффера, все равно ничего путного не решим. Надо прийти в себя и посмотреть, как там справляются наши шаманы по связям с общественностью. По домам?
Что было дальше, Тимур толком не помнил. По крайней мере, до того момента, как обнаружил себя в физическом теле у покоев госпожи супруги. Его знобило. Заснувшие было эмоции вновь обострились — пожалуй, даже слишком.
«Все благополучно, — подсказала встрепенувшаяся память. — Ждут вашего возвращения».
Тщательно подобрав разметавшиеся вокруг приложения, постучал. Кулаком постучал, костяшками пальцев, чтобы не тревожить ставшую колыбелью чуда домашнюю сеть. С непривычки удар вышел слишком сильным, руки отозвались болью. Реальность окрашивала все вокруг ощущением странной, неуловимой неправильности.
«Войдите, господин, супруг мой», — прилетело на его личный профиль. Тимур шагнул в будущее, как шагают с обрыва: не оглядываясь назад, с головой.
Кимико лежала уже не на циновке. Самурай, ее врач, где-то раздобыл настоящую реанимационную кровать — высокую и просторную, с громоздящимся у изголовья обманчиво-архаичным оборудованием. Черные волосы, черные глаза, побледневшие губы. На госпоже по-прежнему было белое — легчайшая рубашка из ткани столь тонкой, что могла показаться прозрачной.
На груди у матери, отделенное от ее тела лишь невесомой этой преградой, спало величайшее сокровище Аканы.
Оно было крошечным, это дивное создание, хрупким и смутно незаконченным. Лежало, прижав к себе ручки и ножки, зажмурив глаза.
Рука Кимико, защитным жестом покоившаяся на маленьком существе, казалась слишком белой, слишком крупной, непривычно сильной. Разум урожденной Фудзивара вышел из берегов тела — и затопил окружавшее ее пространство.
Тимур сморгнул, тряхнул головой, попытался найти хоть какую-то логику. Создать смутно привычный образ для того, что пытались показать ему органы чувств. Кимико просто… занимала больше места, чем отмерено было ей физически. Казалось, сама суть высокородной госпожи расширилась, разлилась рекой — и свернулась вокруг покоящегося на ее груди младенца. Где-то в Паутине расправлял и складывал крылья махаон новорожденной сетевой личины, но привязан он был по-прежнему к материнскому профилю. Вся сенсорика малыша, вся связь с внешним миром шла опосредованно, через нервную систему симбионта.