Ярко-алое
Шрифт:
Акеми тоже по большей части спала. Новорожденным, судя по собранной информации, было так положено. Неожиданным оказалось другое: в короткие часы бодрствования младенец, вопреки многочисленным иллюстрациям и сентиментальным постановкам, не только агукает да улыбается. Стоило чему-то прийтись ей не по нраву, маленькое чудо тут же спешило пожаловаться родителям. И, в чем бы ни заключалась проблема, способ общения был один, и был он оглушителен.
Выяснилось, что кричать владычица Кикути уже сейчас умела поистине божественно.
От ее плача дрожали горы. Выходили из берегов
Пока что у супругов Канеко получалось удерживать эффекты в рамках домашней сети. Но защитные системы, которыми Тимур после стольких усилий начал даже гордиться, вечно держаться под давлением изнутри не смогут. Становилось ясно, что сохранить тайну наследницы Кикути будет куда как непросто.
Тимур ругался, импровизировал, злился. Вопреки себе втягивался в изматывающую новую рутину. И каждый день посреди всей этой дурной круговерти, за каждым поворотом поджидали Железного Неко послания владычицы Фудзивара. Поначалу вполне церемонно-настойчивые. Потом нетерпеливые. Под конец — в форме недвусмысленных приказов.
Но больше угроз владычицы пугали отчеты о развитой супругом ее, Глициниевым князем, бешеной активности. Тесть на порядок взвинтил интенсивность личной переписки, одну за другой проводил «политически горячие» встречи, каждый день организовывал у себя во дворце закрытые приемы. Тимур лишь раз взглянул на списки гостей и запретил жене даже думать о визите родителей.
Кульминация эпистолярно-шпионского противостояния наступила сегодня. Когда решивший все же отдохнуть после бессонной ночи господин советник взял в руки чашку чая.
Тимур сидел в просторном «утреннем» кабинете. Единственной обстановкой комнаты был низкий стол. Огромное, занимающее всю западную стену окно Неко закрыл шторами цвета слоновой кости. В плотной ткани вырезаны были орнаменты: цветы, травы, листья. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь них, вились по паркету сотканными из сумрака и света лозами. Расцветали с каждым дуновеньем ветра золотыми бутонами.
Советник наслаждался редкими минутами тишины, обволакивающим язык и нервы напитком и выжимками из последнего статистического отчета. Вот дочитаю — и пусть хоть небо падает. Пойду спать.
Рядом пытался прийти в себя после дежурства в реальном мире Фудзита Итиро. Самурай щурил уставшие, по-кроличьи красные глаза, которые уже смело можно было назвать отличительным знаком служащих дому Канеко. После выпавшей на долю благородного Итиро недели он, пожалуй, трижды подумает, прежде чем заводить собственных детей. Ну да кто из нас не получал фобий, долг свой священный исполняя. И этого вылечат.
Послание от владычицы Фудзивара официальным свитком соткалось в воздухе прямо перед носом Тимура. Болтались скрепленные печатью лилово-белые шнуры. Советник Канеко вздохнул скорее раздраженно. Протянул руку.
Пальцы господина советника сомкнулись на матово-кремовой бумаге. И свиток в буквальном смысле взорвался прямо под его ладонью.
Затопившая глаза вспышка, удар в грудь, невозможность сделать вдох. Защитные системы сработали ювелирно. Вместо
Столик полированного черного дерева был превращен в пережеванные дрова. Острые щепки шрапнелью вспороли стены, продырявили занавеси. И разворачивалось посреди разгрома послание высокородной княгини Фудзивара.
Каллиграфически-гневные линии иероглифов в буквальном смысле разрезали воздух. Надрезы эти сначала темнели ожогами, затем заполнялись кровью. Довольно скоро темно-красный поток перелился через край, закапал на медовый паркет, потек соленой рекой.
Кажется, он понял, что имела в виду Кимико, говоря о своем искусстве: «Неважно, что написано. Важно — как». В данном случае духовная и эмоциональная экспрессия художницы донесена была до аудитории с кристальной ясностью. Тимур сжал в себе клокочущую злость, проглотил грозящую вырваться из горла брань. Отправил системам поместья приказ: отныне все информационные пакеты, приходящие от Фудзивара, рассматривать как поступившие из ненадежного источника и после проверки на вирусы и прочие сюрпризы направлять на контроль к нему, Тимуру. Выдохнул.
— Страшнее тещи зверя нет. — Неко честно попытался говорить философски, но ярость, точно переполненная ядом чаша, грозила опрокинуться даже от излишне глубокого вздоха. — Прекрасно. Если владыки Фудзивара хотят меня видеть, доставим им такое удовольствие.
Развернулся движением слишком резким, бешеным. Направился к центральной лестнице. Фудзита Итиро догнал его уже почти у самых врат:
— Постойте, господин мой!
Тимур изогнул губы, видя, что Итиро все еще сжимает в руке обнаженный боевой меч. Тот проследил взгляд господина советника. Вернул оружие в ножны.
Канеко не спешил расслабляться.
— Советник, позвольте сопровождать вас. Во владениях Фудзивара свой мир и свои законы. Нужно, чтобы с вами рядом был надежный проводник.
Усмешка Неко приобрела отчетливо ироничный оттенок. В средоточие силы разъяренных творцов соваться лучше, когда тебе прикрывают спину, это верно. Но вот «надежность» предлагающего свои услуги проводника вызывала определенные сомнения. В столкновении между выскочкой-варваром и собственной теткой вполне простительно забыть, кому из двоих приносил ты формальную клятву.
Тимур смотрел на застывшего перед ним родича Кими. Парень в буквальном смысле слова затаил дыхание. Стоп, Неко. Какой это «парень»? Двухметровая орясина, почти ровесник господина советника. Сын самурайского клана получил блестящее образование и боевую подготовку имел вполне соизмеримую с опытом самоучки-варвара. С какой стати Тимур постоянно ловит себя на том, что награждает благородного воина ярлыками вроде «юный», «наивный» или, прости ками, «забавный»? И почему сам Итиро изображает тут аллегорию трепетного ожидания, пытаясь снизу вверх заглянуть в глаза человеку, чья макушка едва достает до его плеча?