Конечно, плач и скорбь! Но я найду уловки,Чтобы поменьше ты болтался на веревке;И, умастив твой труп, заботясь и любя,Я с должной честию похороню тебя.
Мардохей
Напрасно будешь ты рыдать над верным другом!Уж он не явится, как встарь, к твоим услугам,С мошной, которую так жадно ты брала,На рынке или в зернь все промотав дотла,С жемчужной ниткою, с обновкой шелестящей:Ты узришь дух пустой, тебе, для муки вящей,Несущий видимость сокровищ и монет.Ты хочешь их схватить, и вот уже их нет.
Эсфирь
А
знаешь что, мой друг? Ты должен на прощаньеПопомнить и меня в духовном завещанье.
Мардохей
Я так и сделал бы, как дань твоей красе!Но деньги у меня конфисковали все.Боюсь, — и с братьями моими то же будет!Кто на безденежье тебя деньгами ссудит?Торговля упадет, и все те лягут в гроб,Кто контрабандою снабжал твой гардероб.Не будут и рабынь прельщать твои новинки;Придется то носить, что есть на местном рынке.И превратишься ты, лишенная всего,В невольницу царя и челяди его!
Эсфирь
Зачем так говорить? Ну, как тебе не стыдно!Когда придет беда, тогда и будет видно.
(Плача.)
И это будет так?
Мардохей
Как я сказал, точь-в-точь!
Эсфирь
Что ж делать?
Мардохей
Нас спасти!
Эсфирь
Ах, убирайся прочь!Нет, я хотела бы…
Мардохей
Ты не договорила.Что ты хотела бы?
Эсфирь
Чтоб все иначе было!
(Уходит.)
Мардохей
(один)
Нет, нет! На доводы здесь нечего скупиться!Я не оставлю так, она должна решиться.
(Уходит.)
Шарлатан
Сейчас бы выйти должны акробаты,Да стали вот дни коротковаты.Поэтому завтра поутруМы здесь же продолжим нашу игру.А кому напоследок лекарства нужны,Тому мы уступим за полцены.
Раешник
(за сценой)
Трум, турурум!Тарарабум!
Доктор
Позовем его, господа!
Исправник
Принесите ширму сюда.
Доктор
Потушите огни.Мы тут в своем кругу, одни.Не правда ль, хозяин, ведь мы же — мы?
Исправник
Честные люди не боятся тьмы.
Раешник
Трум, турурум!Тарарабум!Свечи долой! Только мой огонек!А то не выйдет ничего,Туда в темноту, mesdames [2] .
Доктор
Весьма охотно.
Раешник
Трум, турурум!Ах, какая всюду темень!Сплошь чернота,Неустроенна и пуста,Не видать ни неба, ни земли.Трум…Рече господь — «да будет свет»,Как он сразу хлынул в ответ!Каким вдруг кубарем пошлиВсе четыре стихии!В шесть дней все было сотворено,Светила, деревья и звери лесные.Трум, турурум!Тарарабум!Вот стоит Адам в раю,Вот стоит Ева и слушает змею.Изгнаны из врат,Волчцы и терние,В болезнях рождают чад,Увы!Трум…От нее нечестивый народПо земле расплодился.Раньше он был не тот!Воспевал, молился!Больше не верит никаким богам,Поношение и срам!Вот дамы и кавалерыПодают дурные примеры!Предаются увеселеньюПод всякой зеленой тенью,На всяком зеленом ложе.Доколе, господи боже?Трум, турурум!Тарарабум!Хлынул всемирный потоп;Жалостный вопль всех этих особ;Тонут в глубокой воде,Нет спасенья нигде!Трум…И вот, смотрите, по лазуриСтремглав несется Меркурий.Ужасной беде полагает конец.Слава тебе, всеблагой творец!Трум, турурум!Тарарабум!
2
Сударыни (франц.).
Доктор
Ну, мы-то спаслись бы вместе с Ноем!
Барышня
Пора идти.
Исправник
Завтра что-нибудь снова устроим?
Экономка
Кажется, уж насмотрелись всего!
Доктор
Довлеет дневи злоба его.
Раешник
Трум, турурум!Тарарабум!
Комментарии
Фарс написан в 1773 году, напечатан в 1774-м в сборнике маленьких пьес под названием «Новооткрытое нравственно-политическое действо», включавшем «Земную жизнь художника» (т. 1), «Ярмарку в Плундерсвейлерне» и не вошедшее в настоящее Собрание сочинений «Масленичное действо о патере Брее». Начинался сборник «Прологом», написанным в духе вступительной речи к ярмарочному кукольному представлению, но весьма злободневному по смыслу, говорящему о всех сословиях современного общества. «Ярмарка в Плундерсвейлерне» была переработана в 1778 году и поставлена в любительском исполнении в Эттерсбурге, летней резиденции веймарской герцогини-матери Анны-Амалии. Музыку для спектакля сочинила сама Анна-Амалия; роли Шарлатана, Амана и Мардохея исполнял Гете; Эсфирь играла Корона Шретер.
Подзаголовок фарса переведен М. Л. Лозинским как «машкерадное (маскарадное) действо» — стилизация в духе языка XVII–XVIII веков, когда именно так назывались в России подобные представления.
Образ ярмарки очень давно становится в литературе аллегорией суетной мирской жизни. Особенно популярным стал этот образ благодаря английскому писателю Джону Беньяну (1628–1688), в романе которого «Путь паломника» есть поразительная сатирическая картина «Ярмарки суеты» (в других переводах — «Ярмарка тщеславия»). Ярмарка часто выступает в качестве символа в немецком театре XVII века, на что указывает уже упомянутый «Пролог». То, что там декларировано, в самом фарсе раскрыто в живых образах, представленных в традициях народного театра. Как и в других фарсах, Гете наполняет все речи злободневными намеками, часть которых не поддается расшифровке.