Ярмо Господне
Шрифт:
«Буде таковая отыщется в опус оператум средь сонмища секуляров. Богу — богово, миру — мирское».
Припозднившийся Павел Семенович Булавин отстоял обедню побок с Филиппом. Он не причащался святых Христовых таинств, ибо намеревается это сделать на всенощной в обществе Пети Гаротника и Кати Делендюк в Кафедральном соборе.
К прецептору Павлу рыцарь Филипп, неспешно в очередь причастившись, присоединился в монастырской трапезной. Прислуживавший им монашек удалился, не смея мешать беседе достопочтенных гостей отца игумена.
— Прошу отведать, Пал Семеныч,
— Ох, Фил Олегыч, чревоугодничаем мы без меры.
— Так ведь святки идут, Пал Семеныч. Грех отказываться от радушного угощения. Не дай Бог подумают: приехали на праздник, не едят, не пьют, стало быть, в них бесы вселились.
— Ваша правда, друг мой. Опричь того, в иноческой благости не грех откушать той пищи, кою Бог посылает затворникам и молельщикам нашим.
Праведное здесь место, и служба церковная в достойном благочестии обретается. К моему огорчению, ехать сюда далековато.
— Может, транспортал орденский тут поставить, Пал Семеныч? — пошутил Филипп. — Овес-то нонче дорог.
Прецептор Павел шутку не поддержал и серьезно ответил:
— Не вижу в том ситуативной необходимости, коллега. Однако ж это вам решать, ежели в вашем распоряжении еще четыре свободных канала в Доме масонов.
— Честно говоря, оставшиеся на данный момент транспорталы я ритуально позиционировал для неофита Анастасии. Надеюсь, мои синтагмы как-либо сработают.
— Возможно, коллега, вполне возможно. Пусть ничего нельзя сказать наверняка о наших непредсказуемых убежищах. Несмотря на то будем надеяться на лучшее.
— И готовиться к вероятному. Кстати, Пал Семеныч, кому понадобилось меня посылать в Египет?
— Таково руководящее мнение малого синедриона, Филипп Олегович. В Александрии чудесно смогли бы обойтись без вас, но почтеннейшим клеротам конгрегации благоугодно бахвалиться выдающимися комбатантами, коих они самоотверженно взращивают на восточно-европейских нивах и пажитях.
— Я так и понял, сановная политика дигнитариев в свете планируемой экспансии нашей конгрегации в Левант и Малую Азию.
— Вы правы, коллега, — прецептор Павел подтвердил предположение рыцаря Филиппа. — В таком случае прошу выслушать мои соображения. Детальные инструкции вы получите от арматора Вероники на ферме-полигоне, куда вам надлежит отправиться после нашей встречи…
В течение полутора часов рыцарь Филипп получил необходимые вводные. Они также успели обсудить с прецептором Павлом состояние дел в округе и в их орденском звене, воздать честь монастырскому завтраку, хмельному квасу, ягодным наливкам.
Кроме того, Павел Семенович объяснил Филиппу Олеговичу, почему он предложил им встретиться в Петропавловском монастыре:
— Видите ли, мой Фил Алегыч, у меня возникло неодолимое желание взглянуть заранее на то место, инде вам предстоит обвенчаться с несравненной Настасьей Ярославной. Тогда как мне должно сыграть почтенную роль посаженого отца.
Весьма отрадно, что вскоре мы с ней близко породнимся, хм, в какой-то степени. Барышня-блондинка ослепительной красоты, надо сказать. Сколь припомню, когда-то она предполагала существование между вами и мной некоей отдаленной родственной связи.
— О, Пал Семеныч, количество сверхдальних свойственников у вас, несомненно, увеличивается. Потому что моя двоюродная тетя Анита из Мадрида горит желанием составить вам компанию, став посаженой матерью на нашей с Настей свадьбе. Бодас де ньеве эс магнифико, дисе!
— Согласен. Свадьба снежной зимой — штука великолепная.
По свежевыпавшему снежку в среду вечером Настя Заварзина возвращалась домой. Рулила, рассекала в приподнятом настроении, окрыленная и воодушевленная. Она чувствовала себя истинно счастливой и желанной. Потому как два часа назад ей удалось подвигнуть Филиппа на самую нежную близость, какая очень нечасто ей перепадала после несчастья, случившегося с его родителями и сестрой.
Настя понимала душевное состояние Филиппа, сострадала ему, но ей все же по-человечески немножко обидно. Он ведь для нее любимый и единственный, и любит ее, как никого раньше не любил в этой жизни. Поэтому должен безоговорочно уступать ее заветным желаниям и своим собственным чувствам.
«Мужчинам женская любовь жизненно необходима. Физиологически».
Среди прочего, влюбленная Настя не очень-то задумывается, насколько она изменилась со дня обретения харизматических дарований, и почему ведет машину в очень агрессивной манере. Тем более, когда сбоку никто не сидит и не одергивает, можно смело подрезать, обгонять слева-справа, заставлять уступать себе дорогу недотепистых секуляров, отводить глаза зорким автоинспекторам.
«От Фила ментальному захвату научилась, а он, дурачок, и не знает, чего я умею».
Вон вчера вечером она одного блатного придурка круто сделала, обставила и подставила. Он ее «шкоду» метров пятьсот не мог обогнать на серебристом «мерсе-купе». Зато она лихо рассчитала, рванув на оживленном перекрестке через долю секунды, чуть загорелся «красный». А тот полудурок на «мерине», ничего не видя, пер за ней напролом.
Настя без проблем проскочила, успела взять в ментальный захват двух гаишников, сидевших в «опеле», припаркованном на обочине. Только ее там и видели! Вернее, ее никто не увидел, когда сзади раздались визг тормозов, грохот, лязг и скрежет рвущегося, как бумага, металла.
Настя немного ошиблась. Проказницу конечно некому было заметить, кроме ведьмака справа на сером «линкольне», основательно помятом при большом столкновении на перекрестке. Настина шалость с дивинацией и на него подействовала — затормозить, вывернуть он не смог, но портрет наглой ведьмы за рулем и задний номерной знак на белой «шкоде-фелиция» фотографически удержал в памяти.
Само собой ведьмак знать ничего, ни Боже мой, не ведал об ордене или о боевой теургии. Но сверхрациональность нутром чуял. С меньшего обладал небольшим колдовским ясновидением, удачно играл на бирже и на бегах. Особо не высовывался, тем не менее, белобрысой ведьме решил не откладывая отомстить.