Ярое Око
Шрифт:
– Будет каркать! Чего без пути лаять! Тихо! – Он на корню оборвал причитанья и плачи, огласившие площадь. – Говоришь, «свежевали» дружков твоих любых? – Колкий взгляд проницательных глаз впился в рябое лицо гонца, лежавшего на овчине в телеге.
– Истинно так…
– А чем же ты лучше других, собака, что шкуру свою уберег? – Князь схватил за грудки зверобоя. – Медом намазан?! А может, ты, злодырь, поганым продался? Отвечай, пес смердячий!
Мстислав оттолкнул Перебега прочь, чувствуя, что еще миг – и он потеряет над собой власть.
– Не вели казнить!.. – Киевлянин затравленно
– Так говор-ри! Черт тебя гложет! Чему они тебя заучили?!
Перебег с готовностью затряс головой и, турсуча 43 узловатыми пальцами косматую бороду, зачастил:
43
Теребя (устар.).
– «Урусы, сложите оружие! Конязи 44 , готовьте дары и ключи от городов ваших – южных и северных… И ждите в смиреньи лучших из лучших людей, которых рождала земля. Мы – непобедимые багатуры степи – Великого Кагана. Наш повелитель и отец хан Чагониз, что значит “Посланный небом”. Мы разгромили и обратили в бегство полмира: сотни непокорных племен и десятки народов… а их упрямых вождей… сварили живыми в наших походных котлах… Будьте благоразумны, урусы… и мы даруем вам жизнь. Помните! Вас предупредили! Теперь вы знаете волю владыки народов, “Потрясателя Вселенной” – Великого Кагана… И не говорите потом, что не слышали! Мы идем. И скоро вся Русь услышит топот наших коней».
44
Князья (татар.).
Перебег замолчал, не смея поднять глаз, кожей чувствуя, что галицкий князь не спускает с него грозного взора.
– Это все, что ты слышал, холоп?!
– Как на духу! Вот крест… Е-ежели я шо и забыл… всезнающий княже, прости… Не губи меня, темного, неспособного смерда.
– А Савка Сорока? Василий Верста?! Добытчики мои где?..
– Не знаю, пресветлый… Разъехались мы по разны стороны… Оне своим табором… мы – своим…
* * *
Оставив зверобоя на откуп толпе, Мстислав отошел прочь от подводы. Задержавшись под решетчатым навесом, в углу раздольного двора, он долго стоял там со своей стражей и тихо беседовал с воеводой.
– Ну-т, шо думаешь по сему, княже? – изломав бровь, невесело усмехнулся старшина. – Отгоним гибель?
– Ежели все станем рядом – плечо к плечу… да половецкие орды помогут. Чай, не сладко им, коль жмутся под стенами Киева.
– Эт правда… А правда ли то, шо мнят о себе татары? Уж больно все это похоже на сказку. «Непобедимые», «покорители мира»… Брехня. Эва, загнули куда. И шо ж это за подсюк такой «Великий Каган», как евось, дьявола?.. Ах, да – Чагониз! Шо за людыны его татары? Может, вои 45 простые, попроще, чем половцы. Сколь их до кучи?
45
Воины (устар.).
– Сколько травы во степи.
– Да полно, княже! Думаешь, нехристи не надули в уши… этому голощапу? Тьфу, забудь… У страха глаза велики.
– Кто знает, воевода. Но поседел-то этот бродяга, видать, не от смеха. Лютый, жестокий враг пришел в половецкую степь. Слышал я тут… – Мстислав понизил голос и заглянул в стерегущие глаза воеводы. – Глагол держали два старца… Их привели с пристани в палаты великого князя Киевского его дружинники.
– Ну, и? – Булава насторожился, сабельный рубец на лице налился жаром.
– Так вот, сказывали они: дескать, собака-хан этот, главный язычник…
– Чагониз?
– Он самый, – издал указ, по оному все племена, покоренные им, отныне являют единственный избранный небом народ, имя ему дано «монголы», что означает «побеждающие»… Все ж остальные: и угры, и прусы, и ляхи с булгарами, и мы – русичи, должны стать их рабами. Тех, кто подымет секиру иль меч, – Чагониз сотрет в пыль, и останутся жить на земле в благоденстве и сытости одни лишь монголы.
– Оне же татары?
– Выходит, что так… Черт их разберет. Одно нечистое племя. Девиз их тоже написан кровью: «Идем войной на соседний народ! Мы вернемся сытыми и богатыми!» Войско татар несметно – пухнет день ото дня, роится, как осы… Это уже не сказка, брат воевода… И скоро нам всем убедиться придется, что все это правда.
– Да уж… – подавленно выдохнул воевода, брякнул снятой стальной перчаткой. – Обезоружил ты меня, княже. А я без оружия, ха… почитай, как баба с задранным подолом, – голый. Ай-й! Шоб им нож в горло… Разворошил ты мне сердце…
– И что ж оно тебе кажет?
– Не пойму… Только темно на душе…
– Вот и мое сердце вещает что-то ужасное.
Мимо прогромыхали крытые рогожей повозки со снедью. Следом прошел суровый конвой, звякая мечами, и скрылся за углом княжеского арсенала.
– Однако готовится Мстислав Романович к съезду. Не теряет надёжу… – Воевода, как волк, не поворачивая шеи, проводил взором киевских ратников, расправил кулаком поникшие усы: – Пойдем, княже, к своим… Глянем, шой-т наши соколы за кормы клюют.
И они пошли под грай церковного воронья. Ветер-степняк нес горловой стонущий клекот над Киевом, а еще выше, над черным всполохом траурных крыл, наползали с востока темные груды туч, пядь за пядью пожирая чистую бирюзу небес, точно их самих против воли гнала какая-то неумолимая, страшная сила.
Глава 5
…Последние зыбкие тени уходящего дня ложились на гребни холмов, и ожерельем малиновых углей их осыпал закат. На смену недолгому сумеречью с диких равнин кралась густая пелена мрака. К северу от Залозного шляха, что издревле служил торговым путем от Азовского моря к Дону, там, где виден остров Хортица, стояла на дележе добычи разбойничья ватага бродника Плоскини.