Ярополк
Шрифт:
История – торжество подлости.
Огненосные триеры пропустили ладьи князя Святослава в Черное море, но к печенегам поехали послы Иоанна Цимисхия, повезли Куре золото: не зевай, скоро явится к порогам князь Святослав. Но Куря не дождался русскую дружину ни в августе, ни осенью…
Бывший князь стольного Киева великий князь Святослав зазимовал в Белобережье, неподалеку от Килийского устья Дуная. Стыд и гордыня приковали Святослава к неприветливым берегам Понта.
В Белобережье обитал народ работящий, себя кормил досыта, дома свои обогревал, не зная зимой печали.
Святослав сказал твердо:
– Перезимуем здесь! Весной Свенельд приведет из Киева сильную дружину, и пойдем в землю болгар. Переяславец будет нашей вотчиной.
Добычу дружина Святослава вывезла из Дористола и других городов несказанно богатую. Потому многие согласились с князем. Всех же, кто тосковал по родине, отпустили со Свенельдом в Киев.
Перед расставанием старый воевода, запершись со Святославом, долго убеждал своего выученика не испытывать судьбу, а поспешить домой степью, на конях.
Князь выслушал великого воеводу с почтением и вниманием. Все слова были верные, оставаться в разоренном Белобережье – лиха хлебнуть, что будет дальше – мрачная неизвестность, и все-таки Святослав не позволил себя уговорить, сказал напоследок:
– Что мне Киев? В Киеве свой князь, добрая душа Ярополк.
– Ярополк из отроческих лет не вышел! – вскричал Свенельд. – Ярополк, что ли, княжеством правит? Вышата. А князь Олег и того моложе. Одна охота на уме. Долго ли до беды? До большой беды. Как бы та же Хазария не воспряла, глядя, что в соседнем дому малые ребята за хозяев.
– Что же ты Владимира-то не помянул? – спросил Святослав.
– Владимир под крыльями Добрыни. Те крылья орлие. Каждое перышко венчано львиной лапой.
– Ладно! – сказал Святослав. – Ты прав, Свенельд. Но я останусь здесь, а ты иди в Киев и будь при Ярополке, как Добрыня при Владимире. Дам я тебе пять тысяч человек – хватит от печенегов отбиться. Казну тоже с собой забери. Пусть в Киеве знают: Святослав хоть и бит, но богат. Всей казны не отдам, половины довольно народ удивить. И ты казну эту покажи киевлянам. Пусть знают, сколь обильна земля, за которую Святослав насмерть решил биться. Весной пришлешь мне тысяч тридцать воинов, а лучше сорок. Сорок тысяч пришлешь! У Киева, хоть ты и пугаешь меня, врагов нет. Мое имя для врагов страшнее войска.
То были гордые слова, но правдивые.
С тем и расстались.
В приморском краю тепло – последняя птица, отлетающая к югу. Поздняя осень здесь серая и зима серая, снег на земле долго не держится.
Уже в ноябре стало голодно во всем Белобережье. Посылал Святослав отряды в разные стороны, брали последнее у местных людей, но насытить себя не могли.
– Будем есть коней, – в отчаянье согласился с дружинниками великий князь.
Стал он к морю ходить. Все на волны смотрел, подумывал: не махнуть ли на ладьях через Понт в Киммерийский Боспор? Пропустят ли херсонесцы мимо Тавриды? Знают, кто у них сосед, на Перекопе войско поставили, огненосные триеры всегда наготове…
Баян тоже ходил к морю смотреть, сколь переменчив свет в небесах и на воде. Вот и повстречался со Святославом ненароком. Сказал ему князь:
– Спой мне что-нибудь.
Баян и спел:
– Куличок-ходочок ходил за море, а за морем жизнь диво дивное…
Заплакал Святослав.
– Я оставил землю пращуров, и пращуры меня покинули. Один я. Конину ем, нарушая запрет бога Волоса.
Зима трубила ветрами, выстудила степь до того, что чудилось: к белесому небу примерзнуть можно.
Коней становилось все меньше и меньше.
Летописец святой отец наш Нестор о том голоде в Белобережье так написал: «И не было у них брашна уже и был глад велик, и платили по полугривне за конскую голову».
Иные малые отряды ушли за едою и не вернулись, то ли сгинули, то ли убежали…
Весна одолела зиму за неделю.
Прошел лед по Дунаю, мир стал зеленым, а голода у людей не убыло. Птицами небесными питалась дружина. Помощи же из Киева не было. И тогда Святослав уступил воле большинства. Сели на ладьи, поплыли вверх по Днепру, чтоб, перетащась через пороги, добраться из последних сил до дома, но упрямый печенег Куря, как лед-то пронесло, уже поджидал Святослава, раскинув шатры по обоим берегам великой реки.
Напали печенеги на едва живую от голода дружину врасплох, когда, без щитов, без кольчуг, воины тащили тяжеленные ладьи, где бечевой, где посуху.
Святослав со своим кораблем первый достиг чистой воды, а вторым шел кунак Юнус со своими гузами. Тут и полетели стрелы, тут и раздался конский топ и волчий печенежский вой.
– Юнус! – закричал Святослав, отталкивая ладью от берега. – Бросай ладью! Беги!
Юнус побежал, да какой из него, проведшего жизнь на коне, бегун. Понял Святослав – не успеет друг. Кинулся на помощь. Один на сотню.
Рожденного побеждать победа лелеет до самого смертного часа.
Уж так был страшен разящий меч русского князя – отхлынули печенеги прочь. Юнус был ранен. Святослав подхватил его на руки, понес к ладье, не отвращая жуткого лица от врагов своих. А потом повернулся к ним спиной, побежал, чтоб скорее оказаться с другом своим на спасительной воде. Тут и кинулась на него вся печенежская стая.
Святослав успел перевалить Юнуса через борт, и это было последнее дело его жизни. Смахнули голову так, что в воздух подскочила. И увидела голова: напрасны были старания – на другом берегу Днепра печенегов как мух на ломте меда.
Радость Кури была неистова. В один день он прославил имя свое и стал богат, как василевс. Сокровища в ладьях Святослава казались печенегам казною самого Тенгри. Рабов – тысячи. И каких рабов – воины непобедимого князя! Но самой бесценной добычей была для Кури голова Святослава.
У Кури родился сын, и ему первому, совсем еще младенцу, дали испить священного кумыса из черепа русского князя. Отныне дух грозного Святослава вселялся в младенца, в детище Кури. И Куря ликовал. Как бы ты, Русь, ни береглась, теперь не убережешься: печенегам служит победа.