Ярополк
Шрифт:
Парни и девки не понимали, чего от них хотят. Стояли, загородясь от епископа и его людей костром.
– Ступайте в воду! – епископ поднял крест. – Ступайте все в воду! Я крещу вас.
– Мы и без тебя в воду пойдем, без твоего креста! – откликнулись смелые и, сбрасывая одежды, стали плясать и петь купальские игривые песни.
– Бесовство! – закричал епископ. – Славянское бесовство!
Монахи, вооружась граблями, подступили к костру, принялись разбрасывать головни, топтать и гасить огонь. На людей епископ напустил варягов, вооруженных плетьми. Все кинулись в воду и, омывшись, поплыли по течению, чтоб
Святослав плыл вместе со всеми. Выбрался на берег, и его дева тут как тут. Обняла. Князь хотел оттолкнуть, но ведь Купалой послана. Обидеть бога и ласковую деву – Адальберта утешить. Налюбился князь среди тьмы-заговорщицы. Встретил самую раннюю в году зарю, похвалил с девой Сварога и поспешил в Киев.
Созывать бояр, думать, как быть с послом императора Оттона, не пришлось. Киевляне, возмущенные ночным походом епископа, ворвались в палаты, где он стоял, измолотили колами да цепами монахов, разбросали рясы, скарб, а вот кресты, хоругви, статую Богородицы, распятье – не тронули.
Адальберт спрятался в погребе, в пустой бочке, его не нашли, но убить пообещали.
Епископ не дрогнул. В рогатой шапке, в мантии, явился к Святославу на княжеский двор, потребовал защиты от варваров.
– Я сам – варвар, – сказал Адальберту князь. – Ты напал на людей во время их праздника. Ты вразумлял не крестом, но кнутом. Если я возьмусь защищать тебя, народ и мне задаст на орехи, прогонит из Киева как миленького.
Ночью двор Адальберта загорелся. Пожар погасили быстро, но весь день летели через ограду камни, а то и стрелы.
Епископ послал Святославу двадцать золотых монет, просил дать войско для охраны в пути… Святослав ответил:
– На твое золото, Адальберт, куплю стражу у ворот, чтоб выпустили тебя живым. На коней твоя надежда, мои смерды пешие. Не догонят.
Адальберт бежал, оставив во дворе два креста над могилами убитых киевлянами монахов.
Дальнейшая судьба миссионера была, по христианской мере, счастливой. Был епископом Праги, соратником Болеслава Благочестивого. Чрезмерная ревность Христу оказалась для народа непосильной. Адальберту пришлось бежать из Праги. Служил Богу и королю в Польше, обращая в христианство пруссов. Пруссы насилия над собой не потерпели, убили епископа.
Император Священной Римской империи Оттон III, прославляя христианские труды и подвиги Войтеха-Адальберта, основал в Гнезно архиепископство. Но это для нас – чужая история.
Коней кормить, мечи точить
В каком гнезде, из какого яйца вылупляется черный птенец войны?
Само ли время высиживает или это гнев богов? Но ведь не материки сшибаются, не небеса с преисподней. Воюют люди. Бешеная кровь ударяет в головы, и вот уже поле пахнет кровью, и коршуны слетаются отведать страшных плодов.
Породила войну попранная справедливость. Так показалось Каину [50] . И это было уже во втором поколении человечества. Один Адам не познал войны, рожденный в раю, в мире всеобщей справедливости и ненасилия. Он был еще слишком небожитель, чтобы взять дубину и прикончить змея, отмстив за изгнание, за совращение жены. Впрочем, кроме змея, Адаму не с кем было помериться силой: единственный мужчина на земле. Когда же мужчин оказалось двое, война стала неизбежной, и один из двоих оплатил любовь Бога жизнью. Увы! Человечество родилось из войны. Не труд выпестовал мысль – война. Палку человек взял не для того, чтобы сбить яблоко с дерева, но чтобы раскроить череп такому же, как он. Палка – первый всемирный стресс, первое оружие, первая военная хитрость. На палку нашелся камень. Камень привязали к палке.
50
Каин – в библейской мифологии старший сын Адама и Евы, который из зависти убил брата Авеля и за это был проклят Богом.
Труд шевелит мыслями лениво. Война, ужас неминуемой смерти заставляет принимать решения в доли секунды, в доли секунды нужно оценить, где ты, перед кем, за кого Бог, свое оружие, оружие врага…
Жилье человека тоже ведь порождение войны. Жильем его строитель отгородил себя от природы, от мира, а значит – от Бога. Сначала жильем, стенами, потом городом…
Святослав – третий Рюрикович. Дед, воюя, поставил Новгород. Отец хаживал по Черному морю, по Каспию, но тень великого Олега накрыла всю его жизнь. Для Святослава вещий Олег был уже не укором, как для Игоря, но благословением унаследовать славу и мудрость.
Счастьем же Святослава была его мать, вещая Ольга. Она удержала орла в гнезде, покуда не отросли крылья, покуда клюв и когти не отвердели. Что такое победа и слава, сей орел помнил с трех лет, со времен войны с древлянами, а память детства – золотое знание.
Святослав получил власть, достигнув возраста, когда, торопясь на войну за скорейшей победой, уже держат про запас мыслишку, что ведь можно и битым быть…
Асмуд и Свенельд преподали молодому князю науку простую, но безошибочно: одолеть неумелого врага без шлема, без брони – баранье молодчество. Идти на грозного, ни в чем его не превосходя – желать себе смерти. Судьей Святославу была его мать. Потому и готовил поход с такой основательностью, что даже Свенельд удивлялся. Юный князь позвал в поход гузов и не пренебрег помощью двоедушных печенегов.
Первый на зов явился ильк Юнус, шурин боярина Блуда. Привел десять тысяч конницы. У каждого конника запасная лошадь. Войско обошло Киев стороной и переправилось через Днепр кормить коней перед дальней дорогой. Сам Юнус приехал с женой в Киев и остановился в доме шурина боярина Блуда.
Святослав задал пиры. Юнус походу радовался, но у него были сомнения:
– У буртасов добычу возьмем богатую. Одену ябгу и его жен в шубы из черных лис! Но пустят ли нас хазары через свою страну? Хазары с буртасами в дружбе…
– Мы пойдем не реками, на стругах, а через земли вятичей, – открыл Святослав кровному другу свой тайный замысел. – Буртасы и хазары нас будут на Волге ждать, а мы придем из леса.
Через неделю после Юнуса пришел Куря с печенегами, привел пять тысяч ханской конницы и тысячу своей. Пригнал для Святослава тридцать тысяч коней.
Печенегов отправили на Ирпень, на привольные заливные луга.
А Ольги все не было.
– Ярополка бы оставил вместо себя, так и его увезла! – жаловался Святослав Свенельду. – Разве что поручить Киев Олегу?