Ярослав Мудрый и Княгиня Ингегерда
Шрифт:
Коснятин, сопровождаемый своими ловчими, выехал навстречу Ульву и Торду. Поперек седла у него лежал олень, истекающий кровью. Коснятин тоже был в крови, шапка у него сбилась набок, б светло-русой бороде заплутался желтый листик березы, куда и девалась аккуратность и нарядность посадника. Зато выражение у Коснятина было радостное и торжествующее: вывозя навстречу княжьим охранникам свою добычу, он хотел похвастать перед князем своим умением и удачливостью, но вдруг дернул за поводья, не заметив рядом с варягами Ярослава, и удивленно спросил:
— Где князь?
Варяги пожали плечами: кто его знает?
— Вы же с ним ехали!
Торд хоть неопределенно взмахнул рукой, а Ульв смотрел на посадника с таким равнодушием, будто ни сном ни духом не ведал о существовании какого-то там князя.
— Где он? — не унимался Коснятин.
— Велел нам ехать, — наконец выдавил слово Торд.
— Куда?
— Я забыл, — искренне признался варяг. — Сказал нам: к… куда-то к… а куда?
— Может, ко всем чертям? — засмеялся наконец и посадник.
— А может, и верно.
— Где же его теперь искать?
Варяги сочли за благо снова умолкнугь.
А Ярослав тем временем, вдоволь наблуждавшись и утратив малейшую надежду выбраться из опостылевшего Зверинца, увидев вдруг впереди себя, за негустым леском, на невысоком песчаном косогоре старую хижину. Чтобы добраться к пригорку, ему пришлось пересечь ручеек, который в сухую погоду, наверное, был еле заметен, а теперь вот разлился мутными водами. Конь осторожно переставлял ноги, выбирая путь поудобнее, он был слишком осторожным, чего не скажешь о всаднике, охваченном тревожным нетерпением: вновь закипела в нем кровь, и он, не обращая внимания на дождь и грязь, снова жил пронзительными запахами того ясного осеннего леса, где впервые повстречал удивительную девушку, которая вырвала его из многолетней спячки, швырнула в мир греховный, дикий и одновременно такой упоительный.
Конь, выбравшись наконец на песчаный склон, радостно заржал, и, словно бы рожденная этим конским зовом, из хижины выползла на свет Божий странная фигура. Это был невысокий, в лохмотьях, человек. Вместо корзна висела на нем какая-то лубяная рвань, долженствовавшая защитить его, наверное, от дождя, а может, служила ему одеждой и в зимнее время. Ярослав подъехал ближе. Он не хотел здесь видеть ни одного живого существа, кроме той, ради которой поехал в лес, поэтому в душе у него не было ни капельки милости или сожаления к этому ничтожному оборванцу. Не разжалобили князя ни добрые, почти детские глаза незнакомого, светлые, как весенний день, ни взлохмаченные рыжеватые волосы, прикрывавшие его изнуренное лицо, ни подобие оружия, находившегося в правой руке этого жалкого человека, — обожженная с одной стороны острая палка, которая, вероятно, должна была служить копьем.
— Кто такой? — грозно спросил князь, едва не сминая человека конем.
— Ловище… присматриваю… — неожиданно звонким, молодым голосом ответил тот.
— А почему такой… растерзанный?
— Потому как только у волка золотая головка, — смело взглянул тот на князя своими невыносимо ясными глазами.
— Холоп! — гневно крикнул Ярослав, вздыбливая коня над стариком. — Да ведаешь ли ты?..
Он не успел закончить, потому что открылась тяжелая, из грубых досок, дверь хижины и на пороге появилось белое видение.
Она стояла, несмотря на холод, в одной полотняной сорочке. Из просторного выреза нежно выглядывала тонкая прекрасная шея, ничем не покрытая русая головка небрежно выдвигалась под дождь; будто обрадовавшись, дождь пустился еще сильнее, щедро лился девушке на голову, стекал по лицу, по шее, свободно проникая в широкий вырез, так, что князю захотелось броситься и прикрыть девушку от холодных струек дождя, ему хотелось схватить ее в объятия, внести в теплую хижину, понести на край света.
Ярослав забыл о старике, не попытался даже догадаться, что это мог быть отец Забавы, — он просто проехал мимо него, как мимо столба или куста, спрыгнул с коня и, как-то неловко сцеживая горстью воду с бороды, подбежал к Забаве.
— Снова приехал? — без удивления отметила девушка.
— Здравствуй, — сказал князь.
— Чего забрел в такую непогоду? — Она открыто насмехалась над ним.
Ярослав растерянно молчал.
— Так что поведаешь? — уже суровее спросила девушка.
— Может… — Князь не знал, что и говорить. — Может, хоть воды напиться дашь?..
— Вон ее сколько, воды, — повела она рукой и сама уже лоснилась от воды.
— Намокнешь, — напомнил ей Ярослав.
— Не глиняная.
— Простуда возьмет…
— Пусть она врагов моих возьмет.
— А разве есть у тебя враги?
— А у кого их нет? Это и не человек, если у него нет врагов.
Он удивился ее прозорливости: о том же самом и он думал вот уже несколько дней.
— Не стой на дожде, — сказал Ярослав почти умоляюще.
— А ежели хочу стоять!
— Холодно ведь.
— А раз холодно — сделай мне тепло, ежели ты такой!
Чувствуя, что делает величайшую глупость, на которую он только способен, Ярослав подошел к Забаве, резким движением снял с себя кожаный плотный плащ, которым защищался от дождя, набросил его на девушку, а сам остался в своей дорогой княжеской одежде, вероятно, имея смешной и жалкий вид: стоит под дождем бородатый человек в шитом золотом корзне, в цветных, усыпанных жемчугом сапогах, с драгоценным мечом, с драгоценным же охотничьим ножом на широком поясе, разукрашенном тяжелыми серебряными вещицами.
Однако сначала было у него ощущение одной лишь приятности доброго дела, сначала он в полнейшем забытьи смотрел на девушку, весь отдавшись во власть темного течения страсти, а мысль о себе, чувство неловкости и стыда появились позже, когда позади зафыркали кони, зашлепала в ручейке вода под копытами, раздался отталкивающе знакомый голос Коснятина:
— Пресветлый княже, насилу нашли тебя!
Ярослав повернул к посаднику потемневшее от ненависти лицо. На него смотрели мертвые глаза оленя, переброшенного через луку седла Коснятина. Забава с любопытством переводила взгляд с князя на посадника, ждала, что же будет дальше.
Но в разговор вмешался третий, о котором все забыли. Мохнатый, ничтожный человечек протиснулся между князем и посадником, который силился слезть с коня, но никак не мог высвободиться от тяжелой оленьей туши.
— Так ты князь? — спросил старичок Ярослава. — Почему же не поведал, я бы на колени перед тобой упал. А теперь поздно. Расхотелось.
— Убирайся с глаз, Пенек, — посоветовал ему Коснятин.
— А почему бы я должен уходить, ежели это моя хижина?
— Может, и девка твоя? — Коснятин наконец слез с коня, прилаживая на плечо тушу оленя.