Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
Злость брала посадника! И чем взял горожан Ярослав? Хитростью своей. У покойного Вышеслава и в голову бы никогда не втемяшилось, дабы от дани великому князю отказаться, купцам и черни льготу дать, «Русскую Правду» настрочить. Вот и вознесли его новгородцы до небес. Любо! Ныне им и посадник не указ.
А как славно жилось при Вышеславе! Тот ни в какие дела не совался, можно сказать, у посадника в услужении был.
Ходил Константин Добрынич с высоко поднятой головой. Лишь бровью поведет — и каждый несется выполнять его повеление. Иначе
Ну, уж нет, Ярослав! Умишком и он, Константин, сын славного Добрыни, не обделен. Так просто он власть не отдаст. Надо сыскать верных людишек и начать борьбу с Ярославом. Пусть они на крестцах и площадях народ возбуждают. Война-де с Киевом совсем не надобна. Новгород и без войны вольготно живет. А тут — бабушка надвое сказала. То ли со щитом вернешься, то ли на щите.
Святополк всю южную Русь соберет и вновь даст Ярославу по шапке. А новгородцам-то за какие грехи погибать? Сколь жен и детей сиротами будут! Да и воспрещено город без войска оставлять. Новгород хоть и торгует с чужеземцами, но те давно на него зарятся. Возьмут, да и надвинутся всем воинством. И ляхи, и свеи, и немцы давно ждут удобного случая. Нет, не дело задумал князь Ярослав. Надо скликать вече и распускать войско!
Верные людишки нашлись, но не из челяди посадника. Из своих пошлешь — каждому дураку станет ясно: это посадник хулить Ярослава подбил. Во всяком городе сыщется пакостливый сброд, кой за чарку вина готов на любую мерзость.
Сам Константин «людишек» не наставлял. Поручил своему ключнику Рыкуне. Тот служил посаднику, как самый преданный пес. Был не только услужлив, но и хитроумен.
— Покалякаю, боярин, и как будто ненароком, без твоего имени. Новую баньку для себя рублю, вот там и потолкуем за медком да ладком.
Вскоре поплыл по Новгороду худой для князя Ярослава разговор. Кое-кто из горожан и впрямь засомневался.
— А что, братцы, надо ли нам на Киев войной идти?
— Так ить на вече порешили.
— Порешили-то, порешили, да уж больно круто. Скорый поспех — людям на смех. Нечего было слушать Ярослава. Его отколошматили, а нам расплачиваться. Сидим покойно в Новгороде и надо сидеть.
— Дело толкуешь. Не нужна нам война!
— Не нужна, братцы! При посаднике Константине никто нас не воевал, и ныне никто на нас не прет. Надо тихо по домам сидеть и ремеслом своим промышлять. Стоять за посадника! Распустить войско!
Константин Добрынич мошны не жалел. Передавая Рыкуне деньги, говорил:
— Молодцом, ключник. Загудел Новгород. Почаще людишек медком да бражкой угощай, горластей будут.
Дело дошло до того, что гиль загуляла не только в Неревском конце, но и за Волховом, на Большом Торгу.
Ярослав Владимирович
— Надо поближе приглядеться к горлопанам, Могута. Мнится, что без посадника здесь не обошлось.
— Враг он тебе, княже, а жаль.
— Жаль? — переспросил Ярослав и жестко высказал:
— Врагов и завистников только нет у бездарей, скопцов и нищих.
— Истинно, княже. Я пригляжусь. По Торгу денек потолкаюсь. Подозрительны эти крикуны.
Могута посидел полчасика на крыльце, пораскинул умом, вернулся в свои покои, переоблачился под небогатого торгового человека, нахлобучил заячью шапку на самый нос и, никого не взяв с собой из челяди, подался к Торгу.
Долго приглядывался к крикунам и, наконец, выбрал себе неказистого мужчинку с сизым носом, кой ничего не продавал и не покупал, а все сновал по торговым рядам и драл глотку:
— Глянь, люди добрые, какой у нас славный торг! Всем богат! Чего бы еще нам надо? Так нет, покидай лавки и уходи на бойню. Пропадай головушки!
Некоторые отмалчивались, а кое-кто и поддерживал крикушу.
Вот к нему-то и подошел Могута.
— Истинную правду сказываешь, мил человек. Надоумил! А я всё своей пустой головой мекаю — и чего это Ярослав на войну нас подбивает? Никуда не пойду! И другим буду сказывать. Пусть князь распускает войско.
Мужичонка возрадовался:
— Праведная речь в точку бьет. Сказывай! Нечего рот на замке держать. Мы — вольные новгородцы.
— Воистину. Князь Ярослав нам не указ. Чего ради слушать чужака? Посадника Константина надо держаться. Так бы хвалу ему и воздал. Собрал бы своих дружков-бурлаков, коих у меня сотни, в ноги бы ему поклонились за добрую жизнь, а после того и на вече всех стали призывать. Стоять за Константина!
Мужичонке так запали в душу слова Могуты, что он тотчас выпалил:
— И воздай хвалу. Но допрежь я тебя к ключнику Рыкуне приведу. Он те ковш меду поднесет. Добрейший ключник!
— А далече ли идти?
— На Неревский конец.
— Далече. Тебя как звать-то?
— Сергуня.
— Славный ты человек, Сергуня. Меня чего-то на хмель потянуло. Загорелась душа до винного ковша. Пойдем, хватим по чарочке. Угощаю.
Сергуня завсегда рад дармовой выпивке. Чарочка за чарочкой, и так язык развязал, что удержу нет.
Дабы соблюсти «уважение» к новому «приятелю» пришлось Могуте бражника до его избы довести. Почитай, на плечах нес.
Вернувшись к князю, поведал:
— Зачинщик крамолы — посадник Константин. Действует через своего ключника Рыкуню. Челядь, дабы не бросать тень на посадника, участия не принимает. Рыкуня подобрал десятка два чужаков, вплоть до нищей братии и меж двор скитальцев, вдоволь кормит и спаивает их, а те расходятся по городу, и возносят на тебя, князь, всякую хулу.
— И как новгородцы?
— Пока большой угрозы нет, но посадник, как мне думается, утроит число горланов и измыслит новые козни. Тогда всякое может статься.