Ярость отцов

Шакилов Александр

– Да, это всё происки моего отвратительного отношения к твоему воспитанию! Мама твоя так и говорит постоянно. Но ещё не поздно исправить…

– Стреляй в меня, – потребовал Патрик.

– ЧТО?!

– Ну ладно, не в меня. Просто выстрели. Пожалуйста.

Я честно попытался выполнить его просьбу, прицелившись из автомата в бетонную плиту метрах в пятнадцати от нас, – и у меня ничего не получилось. Оружие было мертво.

– Чёртова кибернетическая игрушка. – Прежде чем выбросить автомат, ставший бесполезной грудой металла, я извлёк магазин и сунул его – сувенир! – в наружный карман скафа. У меня несколько таких карманов. – Сынок, ну вот на кой воротить столько примочек, если они откажут, стоит только мимо пролететь стайке комаров?

– Не в комарах дело, – отверг мою версию Патрик, вертя головой по сторонам. – Просто… Неважно. Просто надо найти новое оружие. Местное.

– Тогда веди нас, – скомандовал я. – Теперь ты у нас командир.

– Надо найти оружие. – Он воспринял мои слова как должное и первым двинул прочь, не особо, как мне показалось, заморачиваясь по поводу куда идти. – И надо найти следующий портал.

Я не рассказал Патрику о своих подозрениях относительно нашего неведомого врага и себя. Уж слишком бредово это прозвучало бы. И да, я согласен с сыном: без ствола – как без рук. Уже и не вспомню, когда в последний раз оказывался безоружен. В колыбельке, наверное. Или нет – ещё в утробе матери. Но и тогда я уже был чертовски опасным малым.

И чертовски голодным.

– Эх, пожрать бы сейчас… – пробормотал я, понимая, что поститься придётся до самой победы над врагами роду людского.

Сразу явственно представился шашлык из барашка, только с мангала. И хачапури, и самса прямо из тандыра. И тарелка борща, что делала мама. Да я сейчас даже от стряпни Милены не отказался бы, а уж бывшая моя готовит чистый яд!..

– Так в чём проблема, батя? – Патрик подмигнул мне через забрало. – Поешь. Самое обеденное время.

– Спасибо, сынок, – я проглотил его издёвку, не пережёвывая, – и тебе приятного аппетита.

Якобы всерьёз благодаря, Патрик кивнул – и принялся хлопать и бить себя по бокам. Резко так, хлёстко, будто намереваясь сделать себе больно.

– Сынок, ты устал, да? – попробовал я отвлечь его от самоистязания, уж больно нехорошо это выглядело со стороны. – Присядь, отдохни. И я рядом…

Мы как раз подошли к очередному перекрёстку, наполовину заваленному битым кирпичом и бетонными обломками – строительным мусором, в который превратился небоскрёб.

– Сынок, выбирай обломок какой больше нравится и опускай на него свой прикрытый бронепластинами тыл.

– Не-а, батя, я не устал. Но тоже проголодался. Так что обед, батя. И чего рассиживаться, если на ходу можно? – Патрик продолжал колотить себя по бокам.

Я с ужасом наблюдал за своим ребёнком.

Стресс. Всему виной стресс. Это я – старый зубр, привыкший ко всему, а для молодого телёнка наши приключения – перебор. Мальчишка у меня, конечно, крепкий, но отдых ему ой как нужен.

Надо было как-то отвлечь Патрика от его безумного занятия, и потому я задал вопрос, который давно меня интересовал:

– Слушай, сынок, а каков принцип действия той чудесной установки?

Он хорошенько наподдал себе по печени:

– Какой ещё установки, батя?

Я мысленно попросил всех святых исходника, чтобы это прекратилось. Мне невыносимо было смотреть на то, как мой сын сходит с ума. Поэтому я смотрел по сторонам – и не замечал растяжек мин, не видел следов от траков, но обнаружил следы чьих-то лап. Что-то крохотное и крылатое прошмыгнуло над нами слишком быстро, быстрее, чем пролетели бы жук или пчела. Наверное, мне показалось. С чего я вообще взял, что тут водятся жуки?..

– Та установка, которая в Цитадели и которая остановит путников, сынок. Я о ней.

Патрик вмазал себе кулаком по рёбрам и от удовольствия закрыл глаза.

Я мысленно застонал.

– Это установка, батя, называется Ярость Отцов, – прозвучало из-под забрала невнятно, будто рот у Патрика был чем-то забит.

– Как называется? – переспросил я, хотя знал ответ.

– Ярость…

– Отцов, да… Я услышал. Странное название.

– Не я его придумал, – буркнул Патрик.

– Так какой всё-таки…

– Батя, смотри! – сын вытянул руку, указывая на открывшийся нам вид.

Только позже – слишком поздно – я понял, что сын умело ушёл от ответа на вопрос.

* * *

– Нам нужно поговорить. – Голос мужской, уверенный. – Вас ведь зовут Милена?

Внутри у Милены образовалась пустота. Вакуум.

У неё нет знакомых в Киеве, она только что приехала.

Так неужели?.. Она принялась медленно, насколько то позволяли приличия и динамика человеческого тела, оборачиваться к назвавшему её имя мужчине. Секунды замедлились, время превратилось в шмат резины, который можно – и нужно! – растягивать. Взгляд Милены скользил по параболе. Любой из прохожих мог оказаться замаскированным палачом. Юная мамочка с коляской? Запросто. Мамочка – ряженый юноша, а в коляске не малыш, а пистолет и наручники. Высокий стройный красавец, покупающий мороженое своей спутнице, тоже наверняка прячет в кармане Знак. А спутница, принимающая у него эскимо на палочке, – его коллега по Управе.

И это вовсе не паранойя.

Только законники могли вычислить жену чуть ли не самого известного преступника страны. И кому какое дело, что жена – бывшая…

Проклятые легавые быстро сработали.

Слишком быстро!

Пообщаться, значит, хотят, чтобы шуму не поднимать. Общественное место, людей много, а ну как полоумная блондинка начнёт палить с двух рук по толпе? Мимо медленно шли-ползи люди – безликие в едином порыве, много. От толпы отпочковался здоровенный широкоплечий шатен и взял направление на сигаретный киоск. Ещё на сером фоне выделялся мальчишка-оборванец. Этот клянчил милостыню. Мирный пейзаж. Насчёт мамочки и эскимо – ерунда. Милена не чувствовала опасности. Никто не спешил колесовать её на месте.

Резину нельзя растягивать бесконечно, лопнет. И вот – хлопок! – поворот на сто восемьдесят закончен.

Перед Миленой опирался на трость старик в чёрных солнцезащитных очках.

Тот самый слепец, что встал на пути «Ангелов Зоны», когда те вместе с супругами Краевыми и палачом Зауром ехали к Парадизу. Петрович его, кажется, зовут.

Но что он делает здесь, в Киеве?

Губы его шевельнулись – до Милены не сразу дошёл смысл сказанного:

– Ты ищешь Края.

– Что, простите?..