Ярость отцов
Шрифт:
– Сын, потом расскажешь. – Я взял его за плечи и отодвинул. Вошёл в зал, который мог предентовать на звание бального, таким просторным он был. – Чего на пороге топтаться?..
Патрик забежал передо мной:
– Нет, ты должен выслушать меня! Обязан, слышишь?! Там коридор, за которым зал с Яростью Отцов. Дальше меня с тобой уже не будет. Поэтому, батя, ты должен запомнить последовательность действий и…
– Чего это тебя не будет? – Я нахмурился, надеясь, что моё забрало не бликует в ярком свете, который источали стены, потолок и даже пол бального зала, и мой
Патрик собирался мне возразить, но в нашу семейную ссору вмешался посторонний.
Он появился неожиданно.
Отпочковался от стены.
Не было – и вот он, полюбуйтесь. Что-то меня стали утомлять предметы и люди, возникающие из пустоты.
И уж кого я меньше всего хотел повстречать в Цитадели, – но подсознательно ждал этого свидания – так это пацана лет десяти, ну может, чуть старше, просто мелковатого для своих годков.
Увидев его перед собой, я не удивился, что вместо скафа на нём был всё тот же дырявый свитерок с рисунком на груди – самодовольной монохромной рожей Микки Мауса. Добротный шлем заменяла бейсбольная кепка, повёрнутая козырьком назад, из-под которой торчала засаленная мышиная поросль, заменяющая пацану кудри и требующая стрижки «под ноль». Отмыть его «кудри» не представлялось возможным даже в цистерне шампуня.
Рябое от необыкновенно крупных веснушек лицо казалось безжизненным из-за неморгающего взгляда, устремлённого на меня. Люди частенько, сами того не замечая, моргают, чтобы смочить глазные яблоки и убрать с их поверхности мусор, пылинки. Органы зрения мальца в очистке и увлажнении не нуждались. Ну да он и не был человеком, это я точно знал, доводилось уже нам близко пообщаться.
Даже ближе, чем мне хотелось.
Из-за него я угодил в Тюрьму, а потом, сбежав оттуда, чуть не накормил собой, замороженным, белого мишку и косатку.
Я ожидал, что он, точно гопник из подворотни, где я с ним, кстати, и познакомился, начнёт выкрикивать, брызгая вонючей слюной, грязные ругательства и угрозы жестоко и цинично расправиться со мной и Патриком. Но пацан молчал. Не моргал и молчал. Заодно он не дышал. В таком морозном воздухе изо рта и носа обязательно должно парить, но – ничего. Тоже верно – зачем портить лёгкие радиоактивным воздухом, к тому же насыщенным смертельно опасными бактериями, способными убить за считанные секунды?..
– Опять ты. Никак не отстанешь, да, дружище? – Я сумел превозмочь несвойственную мне брезгливость и назвать это в кепке «дружищем». Личный подвиг. Повторять подобное не рекомендую.
Как я ни старался говорить спокойно и бесстрастно, в голосе моём явственно прозвучали все те сильные чувства, которые я испытывал к существу, что осмелилось сразиться с моим сыном посреди нью-йоркского чайнатауна и даже едва не победило Патрика.
Ненависть.
И ненависть.
И вновь ненависть.
Ничего иного к этой твари я не мог испытывать.
– Ты как тут очутился,
Патрик взял меня за локоть, намекая, что не стоит разговаривать в таком тоне с мальчишкой.
Ерунда.
Главное – не смотреть в глаза Микки Маусу на драном свитере. Иначе может случиться плохое. Я могу потерять голову, проверено. Это ведь не мальчишка нам явился, но самый настоящий ликвидатор. Опаснее существа нет во всех мирах.
Почему он не предстал перед нами в образе царевны-лягушки или, скажем, старика Хоттабыча, не говоря уже о твари из «Чужого»?
Я не знаю. Сами у него спросите.
Словно прочитав мои мысли, ликвидатор заговорил:
– Мне скучно, Край… Ты даже представить не можешь, как мне скучно. Вот твой спутник – тот, кого ты считаешь сыном, – может. Он знает, что такое Путь через тысячи миров и тысячи прожитых жизней, через тысячи чужих страданий и чужой обыденности в телах, форму и содержание которых приходится принимать… Как же мне это обрыдло, Край. До смерти надоело – за шаг до Всеобщего Единения, ради которого я был создан. Всё моё существование – ради этого хренова Единения! Ради цели, давно мне чуждой, ставшей лишь принуждением моей памяти, записанной на портативные носители!..
Он говорил, говорил и говорил.
Иногда ненадолго умолкал и делал паузы.
Слова лились из него бесконечным потоком.
И тем странней эти слова – слишком серьёзные, не взрослые даже, а какие-то по-стариковски брюзжащие, жалкие – звучали из уст мальчишки в драном свитере посреди Цитадели на краю мира-исходника.
– Я хотел развлечься. Я думал, – я так надеялся! – что те ловушки, что я устроил, и то, как вы станете из них выкарабкиваться, окажется забавным времяпровождением. Но нет, я не получил удовольствия. Мне всё так же скучно. И я содрогаюсь от мысли, что следующий Прыжок – а вдруг?! – не станет последним для нашей цивилизации, и мне предстоит ещё целая вечность скуки. Целая вечность!..
– Я уже зеваю, слушая тебя, дружище. – От последнего слова меня перекосило, я едва сумел выдавить его из глотки, оно едва не застряло в зубах. Личный подвиг номер два.
И вновь Патрик дёрнул меня за рукав скафа. Эдак ещё порвёт в двух шагах от артефакта Прародителей. Вот будет потеха – прийти за Яростью Отцов из иного мира, протопать через смертельно опасные секторы и сразиться с опаснейшими тварями, чтобы сдохнуть у самой цели квеста! Это была бы шутка в стиле моей злодейки-судьбы.
– Ты не поймёшь, Край, – в очередной раз посетовал на мою несообразительность ликвидатор. – Вот он, твой сын, он поймёт, но ты…
Не договорив, ликвидатор зашагал по коридору, ведущему к Ярости Отцов.
У меня аж дыхание перехватило.
«Куда этот ублюдок собрался?! Он что, хочет заблокировать доступ к артефакту или даже уничтожить его?!» Обернувшись к Патрику, я прохрипел нечто невразумительное, состоящее из междометий и единственного существительного – «мать».
– Мама тут не причём, – вмиг помрачнел Патрик. – Мама у меня святая…