Ярость
Шрифт:
На узком столике бюро стоял старенький IBM. Чтобы разобрать написанное, Тимур приблизил лицо к его голубоватому экрану.
Вот и все, дорогой Тимур. Теперь у тебя нет меня. Теперь ты один, наверное, ты этого и хотел. Как-то незаметно наша счастливая жизнь превратилась в прокуренный и пропитый тобою ужас, ты растерял все свои таланты, оставил искусство и стал моей большой грустью. Если любишь, грусть терпится, но унижение никогда.
Сегодня, когда ты ударил меня, я увидела другого, незнакомого мне страшного человека.
Так прощай же, живописец Амуров. Будь настоящим мужиком, пей, веселись, нюхай свой проклятый кокаин, а меня забудь. Уйди из моей жизни, ты скучный и обыкновенный, мне не интересно с тобой.
Уставившись в экран, Тимур так долго не дышал, что едва не задохнулся. В полной мере смысл письма стал ясен только после второго прочтения. Яростно рыкнув, он врезал кулаком по клавиатуре, старенький компьютер подпрыгнул. Тимура обдало жаром. Гнев из воспаленного мозга проник в сердце и вернулся в сознание холодным страхом давно забытой муки одиночества. Он сполз на пол, нащупал выпавшие клавиши и, тяжело дыша, стал прилаживать их обратно. Через какое-то время сознание мало-помалу стало возвращаться. Он малодушно решил уничтожить письмо, стереть его, притвориться, будто его и не было, закрыть и выключить компьютер.
Ухватившись за эту выдумку, Тимур стер письмо, выключил питание и немного повеселел, а когда экран почернел, в прихожей неожиданно громко и требовательно задребезжал старомодный колокольчик.
«Она!!!! – радостно взорвалось сердце. – Соня!»
Забыв про ужасное письмо, он вскочил и сломя голову кинулся к дверям. Перед тем как открыть, потер небритые щеки, даже похлопал по ним для большего отрезвления, резко выдохнул три раза и игриво прогундосил:
– Кто пришел?
Распахивая дверь, он просиял счастливой улыбкой.
– Ну вот! Хоть кто-то мне рад! – нахально улыбаясь, заявил ему стоящий на лестнице молодой человек.
Нежданный гость выглядел как аляповатый коллаж, склеенный из вырезанных в модном журнале разноцветных кусочков: красные шнурованные ботинки, ярко-желтые рейтузы, белые шорты, зеленая маечка, темные очки и серо-голубые волосы.
– Тимур! – повышая интонацию, плаксиво заголосил разноцветный. – В этом городе мне никто не дает в долг!
Дополнив эту реплику коротким ругательством, он, не делая ни малейшей паузы, разразился громким и неестественным смехом.
– Дай мне сто долларов, мне очень нужно. Послезавтра Манеж, и я снова буду богат. Тогда и отдам, ты же меня знаешь…
– Артемон, пошел вон! – темнея лицом, на одном выдохе прошептал Тимур, закрывая дверь.
Но гость с таким странным именем нисколько не смутился. Ловко подставив ботинок под дверь, он ухватился за ручку и энергично потянул ее на себя.
– У тебя нет? Да?! – бодро прокричал он в образовавшуюся щель. – Ну так позвони кому-нибудь, скажи, что тебе дозарезу надо, возьми и дай мне!
Придя от этой наглости в ярость, Тимур отпустил ручку. Дверь распахнулась, и, сжимая кулаки, он рычащим тигром выпрыгнул на лестничную площадку.
– Тебе мало того, что ты заявился на день рождения Сони обдолбанный какой-то дрянью и роняя слюни, весь вечер потел в бреду на диване? Теперь ты набираешься наглости требовать у меня денег в долг?! Пошел вон отсюда!
– Зачем же так грубо? – как ни в чем не бывало ухмыльнулся Артемон.
– Еще одно слово, и ты увидишь свои зубы без зеркала, ты меня достал!
Тимур так хлопнул дверью, что где-то в глубине мастерской эхом грохнула оконная рама.
– Ну позови Соню, мы с ней приятели!.. – неслось из-за двери. – Гад, ты мне тоже никогда не нравился, святоша, академист-неудачник!
Еще с минуту из подъезда доносились возмущенные крики неунимающегося Артемона, но потом все стихло.
Тимур сполз по стене на пол и, обхватив голову руками, мучительно замычал.
3
Когда над головами пассажиров зажегся сигнал «Пристегнуть ремни», вдоль салона еще раз прошлась стюардесса. Одинаково приветливо улыбаясь всем пассажирам, она двигалась по проходу между креслами, выравнивая спинки сидений. Когда она подошла к Дольфу и склонилась, чтобы сложить его столик, он ощутил запах ее волос и незаметно заглянул ей в разрез форменной сорочки. Дольф не был извращенцем или пожилым эротоманом, просто ему всегда нравились стройные женщины в форме, им как-то сразу хотелось подчиняться.
Качнувшись в ледяном тумане, самолет завалился на правое крыло и, описав большую плавную дугу, выпал из белых облачных громадин. Теперь вся эта масса клубящихся водяных паров оказалась сверху над иллюминаторами, даль просияла солнечным светом, а под серебряным брюхом самолета миллиардами бликов заблестело зеленоватое море, усеянное россыпью белых точек – качающихся на его волнах яхт и теплоходов. В теплой дымке простирался холмистый берег, в зеленом ковре густой растительности утопали десятки курортных местечек, сотни отелей и тысячи белоснежных вилл.
Неожиданно массивный «боинг» вздрогнул, ненадолго стало тихо, и, снижаясь, он начал заходить на посадку. Всем известно, что чаще всего самолеты разбиваются во время взлета или приземления, поэтому, когда из крыльев выдвинулись шасси и, хищно загудев, лайнер устремился к парящей знойным маревом земле, Дольф тайком перекрестился. Забыв о стюардессе, он зажмурил глаза.
Взвизгнув, колеса упали на полосатый бетон, раздался страшный гул турбин, и под аплодисменты взволнованных туристов самолет совершил удачную посадку в Ницце.
– Ариведерчэ! Ариведерчэ! – прощалась с пассажирами бизнес-класса улыбающаяся стюардесса.
– До встречи, – прозрачно улыбнувшись в ответ, сказал Дольф, протягивая итальянке визитную карточку.
Когда последний пассажир спустился с трапа, стюардесса сообщила своей напарнице из эконом-салона:
– Этот солидный русский, который выпил бутылку «Кристалла», пригласил меня в Петербург.
– Франческа, поздравляю. Так он богат?
– Не знаю, тут написано, что у него галерея современного искусства.