Яростный свет

Стоун Кайла

— Она не дает мне ни минуты покоя, — проворчала Клео. — Они с Тео сводят меня с ума.

Селеста пожала изящным плечиком и улыбнулась Клео.

— И тебе это нравится.

Клео прикусила нижнюю губу и нахмурилась смутившись. Но она не стала резко возражать. При взгляде на Селесту жесткие черты ее лица заметно смягчились.

Селеста вынула руку из маникюрного аппарата, грациозно развернула свои длинные конечности и встала. На ней по-прежнему были белые сапоги на шпильках, в которых она казалась выше Габриэля.

—

Я умираю от голода. Пойду закажу что-нибудь приличное, а не эту больничную гадость. — Выходя из палаты, она подула на ногти. В дверях задержалась и подмигнула Клео. — Помни, о чем мы говорили. Никакого насилия, пока полностью не восстановишься.

Габриэль с улыбкой посмотрел ей вслед, прежде чем снова повернуться к Клео.

— Она тебе подходит.

Клео хмыкнула. Через мгновение она призналась:

— Я не знаю, как все это делается. — Клео беспомощно взмахнула рукой в воздухе, как бы указывая на Селесту, Габриэля, все человечество.

— Все получится.

— Не знаю, смогу ли я. — Клео перебросила косы через плечо и свесила ноги с края матраса. На мгновение она опустила взгляд на кафельный пол, сжав пальцами тонкие простыни. В ее лице появилось что-то такое, чего он раньше не замечал. — Что мне делать? — с горечью спросила она. — Здесь нет для меня места. Я создана для войны, а не для мира.

— Ты можешь найти свое место, — заверил Габриэль. — Ты воин, но ты к тому же человек. Только ты можешь выбирать, как строить свою жизнь. С ненавистью, горечью и насилием или с чем-то другим. Я выбрал второе. И ты можешь.

Она снова посмотрела на него испытующе. Не столько враждебно, сколько затравленно. В темных глазах мелькнул намек на уязвимость.

Блестящий шрам, похожий на сморщенную складку, тянулся к неповрежденной коже вокруг левого глаза и оттягивал уголок рта. Возможно, именно поэтому казалось, что она так часто хмурится. Так или иначе, люди считали, что Клео такая, и она решила, что это правда. Но так больше не должно быть.

— Кроме того, — добавил Габриэль, — установившийся мир не означает прекращения конфликтов и угроз. Опасность в стране по-прежнему существует. За этими стенами все еще царит хаос и разруха. Поджигатели так и остались на свободе. Убежище и по сей день нуждается в защитниках.

— Но ты должна решить, за что ты будешь бороться. За жизнь, за надежду, за добро или за месть и разрушение. Никто не может сделать этот выбор за тебя. Никто не может отнять его у тебя. Выбор за тобой.

Она коротко и резко кивнула. Уголок ее рта дернулся, как будто Клео хотела улыбнуться ему, но еще не была готова. Но она будет готова.

Клео предстоял долгий путь. Но она найдет свою дорогу.

Габриэль тоже.

— Я не понимаю, — расстроено сказал теперь Мика, разочарованно глядя на Габриэля, его очки снова съехали на переносицу. Нахмурившись, он вернул их на место. — Мы наконец-то нашли дом. Как ты можешь уезжать?

Габриэль

горько улыбнулся.

— Дом — это не место. — Он повернулся лицом к Мике. Непокорная прядь волос рассыпалась по его лбу. Габриэль заметил, что лицо Мики похудело. Щеки теперь были не такие полные и мальчишеские. Его брат стал таким же высоким, как и он сам, широкоплечим и сильным. За эти полгода младший брат превратился в мужчину почти незаметно для Габриэля. Он и выглядел как настоящий мужчина — сильный, умелый, храбрый. Габриэль постучал пальцем по груди брата. — Он здесь. С теми, кого ты любишь.

— Именно здесь мы и находимся.

Габриэль снова сглотнул и покачал головой.

— Прости.

Глаза Мики сузились в замешательстве.

— А как же Амелия?

Габриэль с трудом улыбнулся. Было больно. Больно до глубины души. Но с болью он был знаком не понаслышке. Он справится с ней.

— Ты лучший человек, чем я когда-либо буду, Мика. Я знаю, ты позаботишься о ней. А она позаботится о тебе. — Он пожал плечами, скрывая боль. — Чего еще я могу желать двум людям, которых люблю больше всего на свете?

Мика уставился на него, разинув рот.

— О чем ты говоришь?

— Мне нужно время. — Габриэль никогда бы не затаил ревность или обиду на Мику. Он знал, что его брат любит Амелию, а она — его. Он понял это по ее лицу, когда она пришла в себя после припадка. Именно Мику Амелия искала в первую очередь.

Габриэль любил их обоих. Как он мог при этом не желать им радости и счастья?

Но другая часть его души страдала. Когда-нибудь он забудет Амелию. Но ему нужно время. Ему нужно пространство. Ему нужно нечто большее.

Он сунул руку в карман и сжал в кулак голубую ткань Надиры.

— Мне нужна цель.

Мика нахмурился, все еще не понимая.

— Что ты имеешь в виду?

Вчера Габриэль встречался с сенатором Лопесом. Он выступил перед Советом и рассказал обо всем, что сделал, — о хорошем и плохом, обо всем. Он ждал их ответа.

— Вам, наверное, следовало посадить меня в тюрьму, — заметил Габриэль Лопесу, когда они прогуливались по садам за ратушей.

Лопес поднял свои густые серебристые брови.

— Наверное?

С острой болью Габриэль подумал о том, как Джерико поклялся привлечь его к ответственности.

— Я знаю, что совершил. Все, что я делал с тех пор, не компенсирует моей роли на «Гранд Вояджере». Я понимаю это.

— Знаешь, Габриэль, правосудие может быть забавной штукой, — усмехнулся Лопес. — Оно может означать разные вещи для разных людей. Не сам термин, а то, как его следует применять.

— В каком смысле, сэр?

— Здесь и повсюду предстоит проделать так много работы. Нам нужно спасать людей. Цивилизацию нужно восстанавливать. Кажется таким позором сажать за решетку граждан, вносящих свой вклад, когда у нас их так мало. Особенно того, кто показал себя достойным.