Яррик: Цепи Голгофы / Дурной Глаз
Шрифт:
Глаза Беккета метались туда и сюда, словно он был неисправным орудийным сервитором, выискивающим мишени. Он пытался найти предлог для нападения, сам не сознавая того. Когда он это сделает, то будет верить, что его толкнули на этот поступок гнев и честь, но будет неправ. В этом ужасном месте взбунтоваться на горячую голову было актом отчаяния. У него мог быть только один исход.
Я
Беккет находился в нескольких метрах впереди меня. Верхняя часть его спины была напряжена — сильнее, чем того требовали усилия по волочению тележки. Он был на грани. Я попытался сократить расстояние между нами. Это было трудно. Я мог тянуть цепь лишь одной рукой. Я давно лишился своих боевых когтей, этот мой трофей сейчас принадлежал Траке. И я не был юн. Тем не менее, мне удалось приблизиться к нему, и очутившись в пределах двух метров, я рискнул заговорить.
— Рядовой Беккет.
— Комиссар?
Я завладел его вниманием, но тут мужчина, шедший перед Беккетом, споткнулся. Это был ещё один Гвардеец, одетый в отрепья мордианской униформы. Не думаю, что он был с нами на Голгофе. Судя по его виду, он пробыл здесь гораздо дольше. И всё-таки он не упал, не выронил свою цепь. Он просто споткнулся. Для ближайшего орка-стражника этого оказалось достаточно. Зеленокожий взревел и хлестнул своим кнутом. Это был отрезок гибкого металлического троса со вделанными кусочками зазубренных лезвий. Кнут обвился вокруг шеи мордианца. Орк сделал могучий рывок. Витки затянулись, стискивая и отсекая. Голова человека отлетела прочь. Орк снова взревел, на этот раз от довольного хохота.
В тележке Беккета лежал тяжёлый кусок трубы. Я ещё раньше заметил, как он на него глазел. Теперь он схватил трубу, позволив своей цепи упасть на землю.
— Беккет, нет! — выкрикнул я, но он уже ринулся на орка, замахиваясь трубой и целя ей в голову этого изверга. Орк сбил его с ног мощным ударом лапы. Шипы на тыльной стороне защиты его запястья распороли Беккету щёку, и мне был слышен хруст ломающегося носа. Удар был таким, что Беккета крутнуло во время падения. Орк водрузил на его грудь железный ботинок. Он убрал свой кнут и снял с пояса массивный топор. Он занёс оружие высоко над собой. Его глаза, глядевшие из-под массивного лба с тупой злобой, не отрывались от головы Беккета.
Я шагнул вперёд и скрестил свой взгляд с орочьим.
— Нет, — сказал я снова, но уже стражнику, сказал ледяным тоном и по-орочьи. Мне было противно пользоваться этим поганым языком, но это поразило орка. Он заколебался.
Я неотрывно глядел в глаза чудовищу своим единственным оком. Я смотрел вверх, чуть наклонив свою голову вниз, так чтобы в моей пустой глазнице было больше тени, больше таинственности. Я был одноруким и одноглазым человеком преклонных лет, который мерился взглядом с орком. Мне уже полагалось лежать мёртвым с кишками, разбросанными по всему полу. Но я был Ярриком, и у меня был дурной глаз. Я убивал орков одним взглядом. Стоящий передо мной зверь это знал. Как и я в тот момент. Жизнь Беккета болталась на истёршейся ниточке, и я направил всю свою веру в Императора и всю свою ненависть к оркам на обретение хрустально-чистой, алмазно-твёрдой убеждённости в том, что мой взгляд был роковым для зеленокожих. В тот момент я был тем, кем они меня считали.
Топор стражника дрогнул. Орк отвёл взгляд от моего глаза и моей опасной глазницы и огляделся по сторонам, охваченный нерешительностью. Кажется, он что-то заметил на решётчатых мостиках во мраке высоко над нашими головами. Затем он опустил топор. Он снял ногу с Беккета, дал ему пинка по рёбрам и пошагал прочь вдоль вереницы рабов, что-то порыкивая самому себе.
Помогая Беккету встать, я ощутил, как становятся дыбом волоски на моём загривке. Я посмотрел вверх, вглубь теней, и ощутил чьё-то внушительное присутствие. Там, наверху, стоял и наблюдал он. Тот самый орк. Трака.
Я не мог его видеть, но надеялся, что он разглядел выражение моего глаза.
Я надеялся, что он разглядел в его глубине обещание смерти.