Ящик незнакомца. Наезжающей камерой
Шрифт:
Складывая свои банкноты в карман пижамы, мадам Ансело смотрела в сторону окна с видом скорее нерешительным, чем смущенным. Мариетт искоса наблюдала за ней с беспокойством. Жермен улыбнулась и прошептала, выражая мнение сестер:
— Папа все-таки великолепен.
— У него немыслимый потенциал, — сказала Лили вполголоса. — Эта сцена в своем примитивизме просто фантастична. По-моему, это прекрасно!
— Да, настолько жизненно! Поэтично! Мне хочется пересказать это Вальдору, чтобы он сделал из этого новеллу. Этот малыш так талантлив.
— Я вижу скорее
— Американские. Такой динамизм есть только у американцев.
— Джек Хугтон наверняка был бы сногсшибателен. С Норой Бересфорд в роли служанки. Я это очень живо себе представляю.
Мариетт, еще не сказавшая ни слова, спросила с иронией, оставшейся незамеченной:
— А в роли мамы?
— Мне видится Сьюзи Клифтон, — ответила Лили.
Однако мадам Ансело возразила. Она не любила Сьюзи Клифтон, считая ее игру тяжелой и вульгарной.
— Вера Мольде в роли меня была бы гораздо лучше.
— Вера Мольде — это неплохо, неплохо, — одобрила Лили. — Я представляю себе такой трюк: у мамы в руках какая-нибудь шавка. Когда Хугтон выходит вместе со служанкой, собачка прыгает на пол и бежит за ними до середины коридора. Там она останавливается и смотрит на маму. Вы улавливаете эффект?
Мадам Ансело с интересом покачала головой. Жермен зажгла сигарету и сказала, вставая:
— Нет, по-моему, лучше без трюков. Наоборот, надо оставаться в атмосфере мрачной поэзии, фантастических страстей.
Она вышла из столовой, мать и сестра Лили последовали за ней. В коридоре втроем обсуждали вопрос, стоит ли придать образу служанки реалистическую окраску или, напротив, сделать ее персонажем сновидения. Мадам Ансело склонялась к образу девушки из борделя, экстатической и чудовищно чистой, которой подошло бы имя Любочка. Сама она воспользовалась бы этим, чтобы стать довольно хорошо сохранившейся татарской княжной.
Мариетт и Бернар, сами того не замечая, все еще ждали свои сто пятьдесят франков. Мариетт какое-то время сверлила брата острым взглядом, а затем спросила:
— Бернар, почему ты продолжаешь жить дома?
— Кормят и не гонят.
— И все? Я серьезно спрашиваю.
— Привычка. Животная привязанность к семье, которая все же дает мне какое-то тепло, а не только харчи и крышу над головой.
— А нас, своих сестер, ты разве не любишь хоть чуть-чуть? Молчишь. Знаешь, Бернар, я тебя очень люблю.
— Ну да, здесь все друг друга любят. Даже папа любит служанку. В доме атмосфера потрясающая.
Этот саркастический тон в ответ на нежные слова даже чем-то понравился Мариетт. С блеском в глазах она схватила брата за руку и пролепетала сдавленным голосом:
— Бернар, я должна тебе кое-что сказать. Я переспала с Милу, ну знаешь, с этим боксером. Бернар…
На мгновение его охватил гнев, но он справился с собой И встал со словами:
— Поздравляю. Еще одна сцена немыслимого динамизма, а? Кстати, представь себе такой трюк: в комнату входит Джонни и ложится с вами. И снять это все наезжающей камерой. Здорово?
Бернар,
В одиннадцать часов машина Шовье ждала Бернара перед домом. Дядя рассмотрел его более внимательно, чем раньше, и лицо юноши произвело на него довольно благоприятное впечатление. Он усадил Бернара рядом с собой и нажал на газ. Машина проехала не больше минуты и остановилась за церковью Сент-Огюстен у сквера Лаборд.
— Мсье Ансело, я должен с вами поговорить, — сказал Шовье. — Намедни Мишелин пришла ко мне и сказала, что хочет разводиться.
Бернар не шелохнулся и не сказал ни слова. Шовье увидел, что он побледнел.
— Вы не в курсе дела?
Бернар отрицательно покачал головой.
— По крайней мере, вы же не могли не заметить, что Мишелин вас любит?
— Я всегда этого боялся. Но я не знал. Не видел.
— Вы как-то странно отвечаете. Объяснитесь. Вы боялись быть любимым из-за дружеских чувств к Пьеру?
— Нет.
— Я так и думал, — сказал Шовье без иронии. — Но если вы боялись, что вас полюбят, вернее всего было бы избегать Мишелин. А вы поступали как раз наоборот. Значит, вы ее любили? Вы не отвечаете. Поверьте, я вас подловил не затем, чтобы задать вам взбучку. Я просто хочу получить сведения. Я не представитель оскорбленного мужа или безутешных родителей. Ну, так скажите мне: вы любите ее? У меня не укладывается в голове, что могло отвратить вас от всех ваших дел, ведь вам же двадцать четыре года, в этом возрасте люди озабочены своей карьерой. Значит, у вас есть серьезная причина, чтобы терять столь необходимое в вашем положении время, проводя его рядом с Мишелин.
Произнося эти слова, Шовье вновь почувствовал укол подозрения, что за поведением Бернара кроется денежный расчет. Молодому человеку, казалось, было безразлично, что о нем думает дядя Мишелин, и тот даже не был уверен, что Бернар его слушает. Откинувшись на сиденье и расслабив руки, он с глупым видом уставился в ветровое стекло, вперив взгляд в ту точку улицы, где сверкала маслянистая лужа. Шовье тронул его за плечо и сухо произнес:
— Я задал вам вопрос. Ваша воля — отвечать или нет, но, если вы отказываетесь от ответа, так и скажите.
Бернар повернул хмурое лицо и поднял ясные глаза. Шовье вспомнил, как однажды видел этот ясный взгляд у одного старшего сержанта, который вслед за тем пустил себе пулю в висок, чтобы не отвечать за растрату. Он снова заговорил более ободряющим тоном:
— Повторяю, вы можете спокойно довериться мне.
— Это трудно объяснить, — сказал Бернар. — Я должен сначала рассказать вам о своей семье.
Шовье рад был выслушать. Молодой человек стал говорить о матери, о сестрах, об их восторгах и их словаре, со злой горячностью, весьма оживлявшей рассказ. Для пущей ясности он пересказал сцену, случившуюся после завтрака.