Ящик Пандоры. Книги 3 – 4
Шрифт:
– Что случилось?
– Я… – Она еще не была уверена, что именно собирается сказать. Ведь она твердо решила не говорить ничего о Хэле. Но ценность украденных фотографий вызывала у нее чувство, глубоко ранившее душу. Она поняла, почему Тим исчез так внезапно, не причинив ей вреда и даже не увидев ее. Ясно было, почему он тут все перерыл. Ясно также было теперь, зачем он взял их.
Она побледнела. Агирре положил ей руки на плечи.
– Что вы нашли, – тихо, но настойчиво сказал он, – расскажите.
– Карточки, – сказала она еле слышно, – двух карточек не хватает… Были
Агирре оглянулся через плечо. Мальчик не слышал их разговора.
– Кто был на карточках, Лаура? – Руки его крепко, но бережно держали ее, словно своим прикосновением он хотел помочь ей рассказать секрет. – Это был отец ребенка, ведь так?
Она еще колебалась секунду, потом кивнула. Темные глаза Агирре настойчиво смотрели ей в глаза.
– Вот почему он устроил здесь разгром, – сказал он. – Чтобы запутать нас. Скрыть то, что он взял. Поэтому он и не ждал вашего возвращения. Поэтому он ничего не сделал ни вам, ни мальчику. Он нашел нечто, изменившее его планы.
Обессиленная, она молча кивнула, как кукла.
– Кто он, Лаура, – спросил детектив, – чьи карточки Тим нашел? Скажите это, и я буду знать, куда он делся. Скажите, и я остановлю его.
Лаура смотрела через его плечо на мальчика. Вдруг она вся вздрогнула. Дыхание у нее перехватило. Агирре проследил за ее взглядом. На экране телевизора появился Хэл Ланкастер, когда диктор заговорил о выборах.
Агирре долго и напряженно смотрел на экран, потом – на мальчика за кофейным столом перед телевизором. Еще держа Лауру за плечи, он снова поглядел на большие фотографии мальчика на стенах, теперь уже по-новому, увидев в них подобие черт самой Лауры и незнакомца.
Он показал на экран:
– Это – он?
У Лауры не хватало даже сил ответить ему. Она чувствовала себя заложницей всей мощи своего прошлого. Хэл улыбался ей с экрана. Майкл, оторвавшись от игры, с любопытством смотрел на нее, Агирре сверлил ее взглядом. За этим пустым конвертом у нее в руках и разгромом в квартире незримо присутствовал Тим, со своей ненавистью и решимостью поквитаться с ней.
– Скажите, – настаивал Агирре, – и я спасу его жизнь. Скажите мне, Лаура.
Как испуганный ребенок, она переводила взгляд с телевизора на Агирре.
– Ланкастер, – сказал он для верности. Она снова кивнула.
Он отпустил ее и быстро подошел к телефону. Он набирал номер, а она молча наблюдала за ним, с пустым конвертом в руках.
– ФБР? – сказал он. – Это детектив Дэн Агирре, нью-йоркская полиция. У меня к вам срочное дело.
Он слушал, глядя на Лауру, а в глубине его глаз был упрек и что-то похожее на симпатию.
XXI
Новое здание Сената, 20:00
Хэл сидел за столом в кабинете Сената. Он уже около часа пребывал здесь в одиночестве, игнорируя телефонные звонки.
Он знал, что Том и другие помощники хотят обговорить с ним заявления для прессы, особенно – на завтрашний вечер, в случае частичного или полного поражения на первичных выборах. Будет масса всякого рода рассуждений в средствах массовой информации по поводу того, снимет ли он свою кандидатуру, узнав завтрашние результаты.
Но ему сейчас надо побыть одному.
Он покинул джорджтаунский дом, написав Бесс записку, что должен закончить кое-какие последние дела, чтобы потом вернуться домой для совместного ужина. Он только не уточнил, что одно из «последних дел» – обдумать, что он ей скажет сегодня вечером.
Он уже знал из анализа данных, что завтра для него будет тяжелый день. И догадывался почему.
Слухи в прессе не были только дымовой завесой. Кое-что имело к нему отношение. Была одна реальная угроза в кампании против него на прошлой неделе.
Это касалось женщин.
Сексуальная жизнь Хэла никогда не была секретом в годы его пребывания в Вашингтоне, точно так же, как стала легендой в высшем обществе задолго до того, как он вошел в правительство. Всем, связанным с общественной службой, известен риск, которому подвергаешься при внебрачных отношениях. Но они были так распространены, что виновные обычно считали, что никто из их оппонентов не осмелится бросить камень.
Такая уверенность была обоснованной. Однако каждые несколько лет чья-нибудь карьера в Конгрессе или в исполнительной власти рушилась из-за сексуальных скандалов. Это происходило, когда у кого-то появлялся враг, достаточно решительный, чтобы пойти на публичное нападение и достаточно могущественный, чтобы нанести удар жертве, не очень опасаясь ответного. А у Хэла были такие враги, не только на Холме, но и в Комитете начштабов, в Совете национальной безопасности и в других местах. Многие люди в Вашингтоне сделали ставку на международную военную конфронтацию в ряде районов, включая Вьетнам. Джон Кеннеди умер, оставив во Вьетнаме шестнадцать тысяч американских солдат, а Линдон Джонсон, под сильным влиянием Макнамары и начальников штабов, за несколько месяцев довел эту цифру до двухсот тысяч.
Джонсон тянул время перед выборами. Человек щепетильный, он рад был играть в прятки, поскольку дело касалось горячей проблемы Вьетнама. Он хотел оставить эту проблему следующему, тем более если следующий будет демократом.
Хэл был лидером среди демократов, и сам он не делал секрета из того, что, если будет избран президентом, то остановит прямую военную помощь южновьетнамскому режиму, обезглавленному после убийства президента Дьема с молчаливого одобрения США, – и оставит страну решать свои собственные проблемы.
А сейчас за ним кто-то охотится, возможно, с оружием, достаточно могущественным, чтобы заставить его действительно снять кандидатуру.
Хэл думал о своей частной жизни за то время, как стал политиком. Да, у него были всякие истории, но не больше, чем у других людей его круга. Но он не мог не понимать, что своим продолжительным обманом с Дианой он неосознанно искушал судьбу. Может быть, сама неверность была для него выражением неприятия политики, общественной жизни, к которой он в глубине души никогда не стремился. Может быть, он и хотел, чтобы его поймали, чтобы печальная правда о его женитьбе и любовной жизни выплыла, хотя бы ценой его карьеры.