Ящик Пандоры
Шрифт:
Рыжую длинноволосую артистку с зелеными глазами удостаивают теплыми аплодисментами, потом публика вскакивает и устраивает ей овацию. Она делает скромный реверанс, красный занавес закрывается, в зале загорается свет, и зрители гуськом покидают театр-баржу.
У себя в гримерке Опал медленно удаляет грим, переодевается в более удобную одежду, надевает спортивную обувь. Она покидает «Ящик Пандоры», заперев дверь и потушив неоновую вывеску на крыше: «ОПАЛ, ГИПНОТИЗЕР, С КОТОРЫМ ВЫ ОТКРОЕТЕ СВОЕ ЗАБЫТОЕ ПРОШЛОЕ».
На набережной
Он от неожиданности закрывает ладонями глаза и падает на колени, весь в слезах, сотрясаемый кашлем.
– Я вызову полицию! – угрожает она.
Только не это!
Она узнает его.
– Вы тот, кто мне мешал! Чего еще вам от меня нужно?
Он не сразу может ответить. Щиплет глаза, горит горло. Он отхаркивается, трет глаза.
– Вы имплантировали мне ложное воспоминание, теперь удалите!
– Ничего я вам, как вы выражаетесь, не имплантировала, я просто открыла вам доступ к глубинной памяти.
– Вы погрузили меня в кошмар.
– Вы сами решили открыть дверь в свое самое героическое поведение, не так ли? Обычно герои плохо кончают. Это называется невезением.
Он выпрямляется и переспрашивает уже нормальным голосом:
– Невезение?
– Оно самое, во всей красе. Разве не невезение, что ваше командование из рук вон плохо подготовило наступление на Дамской дороге, что почва превратилась в топь, что сначала шел снег, потом дождь, что генерал Нивель оказался никудышным стратегом, что неприятельский солдат, на которого вы напоролись, оказался сильнее вас? Я тут ни при чем. А вы… что ж, вы побывали в той жизни, которую хотели узнать, – в жизни героя. Я всего лишь выполнила свое обещание.
Он хватает и яростно стискивает ее руку.
– ИЗБАВЬТЕ МЕНЯ ОТ ЭТОГО ЛОЖНОГО ВОСПОМИНАНИЯ!
Она пытается вырваться, но ничего не выходит.
– Отпустите!
Он ослабляет хватку.
– Простите, я вынужден настаивать. Знаете, на что это похоже? Вы пришли ко мне, помогли открыть погреб, достали оттуда заплесневевшую, смердящую головку старого сыра и оставили меня в обществе этой зловонной гадости посреди гостиной. Заберите – это все, чего я требую.
Взгляды обоих полны негодования. Происходит упорный поединок пары карих глаз с парой зеленых.
– Из-за вас я… (убил человека) не спал ночь. Освободите меня, избавьте от причиненного вами зла. В конце концов, это ваше ремесло – копаться в чужих мозгах и наводить там порядок.
– Я вам ничего не должна. Я не могла знать, что у вас там прячется.
Он ищет способ стать хозяином положения и вспоминает, как воздействовала на своего психиатра Элоди.
– Не забывайте, я пришел на ваше представление, купил билет – и ушел травмированным. Вы хотите, чтобы я раструбил об этом прискорбном событии в социальных сетях? Если я расскажу о пережитом, то это насторожит многих потенциальных зрителей, и они дважды подумают, прежде чем платить тридцать евро за последующие бессонные ночи.
– Это угроза?
– Да, я вам угрожаю.
Настает ее очередь опустить глаза. Она откидывает с лица рыжую прядь.
– Нельзя стереть воспоминание, выплывшее из глубинной памяти. Что всплыло, то всплыло, ничего не поделаешь.
– Знаю, это в ваших силах.
– Ничего вы не знаете. Прошлое незыблемо. Из него нельзя ничего изъять. Но кое-что все же можно предпринять…
– Я слушаю.
– Добавить… Можно добавить позитивное воспоминание с соответствующими переживаниями, это помогает забыть негатив или по крайней мере свести к минимуму его воздействие.
Рене в сомнении. Опал продолжает:
– Это как в детстве. Когда у детки бо-бо, мама сует ему что-нибудь вкусненькое. Царапина на коленке никуда не девается, но с печеньем уже не так переживаешь.
– Не говорите со мной, как с несмышленышем.
– Это метафора, чтобы вы поняли, как это работает.
– Делайте как вам удобно, главное, исправьте зло, которое мне причинили.
– Что ж, пойдемте.
Они возвращаются в театр на барже. Опал отпирает дверь «Ящика Пандоры», включает прожектор, усаживает Рене в красное бархатное кресло напротив огромного глаза-декорации. Не успевает Рене сесть, как звонит его телефон. Наверняка это Элоди с вопросом, где он.
– Переключите на режим полета, – велит Опал. – Это спектакль, пусть заказной, но все-таки.
– Виноват.
– Какая жизнь интересует вас теперь?
– После героической, где я погиб молодым, насильственной смертью, не создав семьи, хорошо бы прямо противоположную, где я дожил до преклонных лет и умер естественной смертью, в окружении родных, в мирной стране.
– Как пожелаете.
Она предлагает ему закрыть глаза, расслабиться, представить себе лестницу, дверь в бессознательное, пройти в коридор со 111 пронумерованными дверями.
Загорается красная лампочка над дверью 95. Он входит в нее.
У него худые, все в венах, морщинах, коричневых пятнах руки. Он лежит в постели, вокруг люди. Справа седой старик, три молодые пары и шестеро детей. Слева священник и мужчина в старинном одеянии.
Рене Толедано осознает, в каком теле находится: в этой жизни он – старуха.
– О, моя дорогая!
Рене соображает, что седовласый старик, произнесший эти слова и взявший ее руку для поцелуя, – ее муж.