Ящик Пандоры
Шрифт:
Аполлон Борисович увидел Ткаченко, и в глазах его плеснулись страх и беспокойство.
— Я оставлю вас, — сказал доктор, — но только на одну-две минуты.
— Хорошо, — ответил майор и повернулся к подшкиперу.
— Вы меня слышите, Аполлон Борисович? — спросил он. — Я задам вам вопросы… Только два… Если захотите ответить утвердительно, закройте глаза, если нет — не закрывайте. Вы поняли меня?
Подшкипер опустил веки.
— На самом деле я не пожарный инспектор, — сказал Владимир Ткаченко, — а представитель Комитета государственной безопасности. Вы знали об этом?
«Знал», — безмолвно ответил Свирьин.
— Тогда второй вопрос, он весьма важен для дальнейшей вашей судьбы, Аполлон Борисович… Вы Шорник?
Подшкипер быстро моргнул, потом дернулся, замычал.
— Доктор! — крикнул Ткаченко. — Быстрее сюда.
Гауптштурмфюрер Гельмут Вальдорф был явно напуган, привычная выдержка на этот раз изменила ему.
— Что делать? — растерянно повторил он, хватая Биг Джона за рукав. — Что делать? Ведь я старался… Не в первый раз… Изменила рука… Он так кричал! Его крик сбил меня с толку, я растерялся, впал в панику.
— Это уж точно, — заметил насмешливо Рауль. — Не суметь зарезать поросенка…
— Прекрати, Рауль! — повысил голос Биг Джон и незаметно подмигнул ирландцу.
— А вы успокойтесь, херр Краузе… Ничего страшного не произошло. Мы сейчас отправимся с Раулем на разведку и, если надо, доведем начатое дело до конца. А вы прилягте здесь, у себя в каюте, постарайтесь внушить себе, будто ничего не произошло. Рауль, налейте нашему другу виски.
— Виски — лучшее лекарство, херр Краузе, — непривычным для него добродушным тоном сказал Рауль.
Он повернулся спиной к Вальдорфу и Биг Джону, вытащил из шкафа бутылку виски «баллантайн», прошел в гальюн, принес оттуда стакан, который стоял в специальном гнезде подле умывальника, плеснул туда на четверть виски, успев при этом незаметно растворить в нем таблетку.
— Выпейте, херр Краузе, — ласково сказал Биг Джон, принимая из рук Рауля стакан, — и вам станет спокойнее…
Гельмут Вальдорф залпом выпил предложенное виски и, с облегчением вздохнув, откинулся на диване. Рауль заботливо подложил ему под голову снятую с койки подушку.
— Вот и хорошо, — проговорил, улыбаясь, Биг Джон, — вот и славно… Постарайтесь уснуть. А мы с Раулем отправимся на работу…
Биг Джон кивнул ирландцу, и оба они осторожно вышли из каюты гауптштурмфюрера.
Гельмут Вальдорф умер от инфаркта миокарда через пять минут.
По словам доктора Далекого состояние подшкипера Свирьина было нелегким, но Аполлон Борисович имел шансы выкарабкаться.
— Ему нужен покой, — сказал судовой врач капитану и Владимиру Ткаченко. — Абсолютный покой. Пострадавший перенес сильное нервное потрясение. Я ввел ему успокоительное… Пусть поспит.
— А потом я смогу с ним поговорить? — спросил Ткаченко. — Необходимо узнать, кто покушался на него.
— А разве вы?.. — начал было Валерий Николаевич и тут же оборвал фразу, не закончив вопрос. — Да, он был возбужден… Поймите, я был вынужден.
— Ну, что вы, доктор, — возразил Владимир — Разве я не понимаю! Кто будет присматривать за Свирьиным?
— Фельдшер Варвара Кравцова, — ответил Далекий. — Человек весьма надежный, опытный медик.
— Это хорошо… И все-таки распорядитесь, Валейтин Васильевич, поставить здесь пост и назначьте дежурных из матросов покрепче.
— Вахтенных матросов, — поправил капитан. — Сейчас отдам распоряжение старпому.
Усыпленный доктором, Аполлон Борисович лежал с капельницей в койке и не видел, как медленно стало открываться окно-иллюминатор изолятора, выходившее на палубу.
В приемном покое, который предварял помещение, где находился подшкипер, сидел назначенный вахтенный матрос Саша Дуганов, рослый и плечистый штангист. Фельдшер Кравцова была тут же. Она слушала, как Саша рассказывал ей о недавнем плаванье в Рио-де-Жанейро, куда он ходил на дизель-электроходе «Александр Грин» тот возил в несостоявшуюся мечту Остапа Бендера туристов на знаменитый фестиваль.
— И все четыре дня они поют и пляшут? — спросила Варвара, молодая женщина в расцвете сил, но — увы, пока не обремененная замужеством.
— Так и пляшут, — ответил Саша. — Кто уже не выдерживает, валится тут же на землю и спит. А проснется — и снова танцует самбу.
Окно-иллюминатор открылось пошире.
Теперь заглядывающий в помещение изолятора Биг Джон хорошо видел подшкипера.
Свирьин лежал на спине с закрытыми глазами и закрепленной на руке иглой, введенной ему в вену.
Биг Джон отступил от окна, повернулся к нему спиной и поглядел по сторонам.
На палубе никого не было.
Он вытащил из кармана авторучку. На самом деле это был пневматический метатель специальных иголок, в острие которых был помещен сильнодействующий яд.
Биг Джон сунул руку с «авторучкой» в прямоугольный иллюминатор, направил коварное оружие в забинтованную грудь Свирьина и нажал кнопку.
В каюту Рауля заходить Биг Джон не стал, сразу пошел к себе, заперся на ключ. Присел к столу и принялся составлять текст шифрованной радиограммы. Вскоре на листке бумаги выросли столбики цифр.
Закончив писать шифровку, Биг Джон достал из дорожного саквояжа миниатюрный магнитофон и прошел с ним и листком бумаги в гальюн. Там он опустил крышку унитаза, предварительно слив воду, и уселся на крышку верхом. Затем включил магнитофон и принялся наговаривать текст, читая цифры на английском языке.
— Сиксти фо — фифти ейт, севенти аун — илевен, твенти файф — соти сри…
Записав шифрограмму на пленку, Биг Джон вернулся в каюту, уселся за стол и принялся монтировать кассету с пленкой в специальный автомат-контейнер, помещенный в непотопляемый поплавок-бокс.