Ящик Пандоры
Шрифт:
– Пока не уходите, – бросил он. – Вашему сменщику, – он указал подбородком в сторону люка, – только что рвач кишки выел. Сейчас нового пришлют.
Поэзия, как и сознание, отвергает незначащие позиции.
Слова Корабля о том, что человечеству может прийти конец, оставили в душе Флэттери пустоту.
Он вглядывался в окружавшую его тьму, надеясь найти в ней утешение. Неужели Корабль действительно сломает… запись? И что значит – запись?
«Последний наш шанс».
Флэттери и предположить
– Так это и впрямь последняя попытка? – переспросил он.
– Как мне ни жаль.
Ответ Корабля не удивил его.
– Почему же ты не скажешь нам прямо… – воскликнул он.
– Радж! С какой же легкостью готов ты вручить мне свою свободу воли.
– Ты бы хоть из приличия ее взял!
– Поверь мне, Радж, есть места, куда не осмеливаются ступить ни человек, ни Бог.
– И ты хочешь, чтобы я спустился на эту планету, задал здешним обитателям твой вопрос и помог им найти ответ?
– Ты согласишься?
– Как я могу отказаться?
– Мне нужен твой выбор, Радж, сделанный разумно и свободно. Ты согласен?
Флэттери подумал. Он ведь может и отказаться… Почему нет? Кто они ему – эти… эти корабельники, эти отзвуки многочисленных повторов? Но они в достаточной мере люди, чтобы он мог скрещиваться с ними. Люди. А при мысли о вселенной, где никогда и нигде более не будет человека, сердце Раджи Флэттери все еще сжималось от боли.
Последний шанс человечества? Это может быть интересной… игрой. Или еще одной созданной Кораблем иллюзией.
– Это все только игра ума, Корабль?
– Нет. Плоть существует, чтобы пережить все то, что под силу смертной плоти. Сомневайся во всем, но не в этом.
– Я сомневаюсь во всем – или ни в чем.
– Пусть так. Так ты вступишь в игру, невзирая на сомнения?
– А ты расскажешь мне больше сути игры?
– Если ты будешь задавать верные вопросы.
– Какую роль я играю?
– А-а-ах!.. – Блаженный вздох. – Ты станешь живым вызовом.
Эту роль Флэттери знал хорошо. Стать живым вызовом людской природе, заставить паству найти в себе то лучшее, о чем она и не подозревала до мига откровения. Но слишком многие ломались, не в силах ответить на такой вызов. Раджа вспомнил, сколько боли приносит подобная ответственность. Ему хотелось избежать ее – но задавать Кораблю прямой вопрос он опасался. Разве что вызнать его планы?..
– Ты не прятал случаем в моей памяти ничего об этой игре, что мне стоило бы знать?
– Радж! – Негодование Корабля окатило капеллан-психиатра, точно кипятком, и прошло сквозь тело, как через сито. – Я не краду твоей памяти, Радж, – продолжил голос уже мягче.
– Тогда в этой игре я сам должен стать чем-то отличным от прежних повторов. Что еще новенького ты мне приготовил?
– Само место, где проводится испытание, имеет отличие от всех прежних. Отличие столь значительное, что ты можешь быть испытан им и сам – испытан на разрушение, Радж.
Подтекст, крывшийся в этом простом ответе, крайне изумил Раджу Флэттери. Значит, есть вещи, неведомые даже всемогущему. Даже Богу – или Сатане – есть чему научиться.
– В том изумительном и опасном состоянии, которое вы, люди, зовете временем, – откликнулся Корабль на его невысказанную мысль, напугав Раджу до судорог, – сила может стать слабостью.
– Тогда что это за отличие такое значительное?
– Этот элемент игры ты откроешь для себя сам.
Теперь Флэттери уловил суть игры – он должен был выбирать. По собственной воле, без принуждения. Корабль требовал случая взамен предопределенности; не безупречных повторов голозаписи, а импровизации вживую, когда господствует свобода воли. А первыми призом станет выживание человечества. Вспомнились слова из «Руководства для капеллан-психиатров»: «Господь Бог не играет в кости». [3] Тот, кто сказал это, ошибался.
3
Приписывается Эйнштейну – он до конца своих дней критически относился к квантовой механике, в которой принцип неопределенности является одним из основополагающих.
– Хорошо же, Корабль. Сыграем.
– Превосходно! И когда кости будут брошены, никакая внешняя сила не станет руководить их полетом.
Формулировка этого смутного обещания показалась Радже занимательной, но он ощутил, что спрашивать дальше бесполезно.
– И где мы будем… играть? – поинтересовался он вместо этого.
– На планете, называемой Пандора. Маленькая вольность с моей стороны.
– Предполагаю, ящик Пандоры уже открыт?
– О да. И все грозящие человечеству беды выпущены на свободу.
– Я принял твое предложение. Что теперь?
Вместо ответа щелкнули замки гибербака и расстегнулись мягкие ленты, прижимавшие тело к ложу. Вспыхнул свет, и Раджа понял, что все это время находился в одной из камер дегибернации в лазарете. Его даже разочаровала немного знакомая обстановка – столько лет прошло, а эта… он присел, обернулся… эта камера не изменилась ничуть. Впрочем, Корабль беспределен и беспредельно могуществен. Ему подвластно все, кроме самого Времени.
А еще он не может заставить человечество сойтись на том, как людям следует богоТворить.
«Что, если мы потерпим неудачу и в этот раз?»
Действительно ли Корабль сломает запись? Раджа сердцем чувствовал – так и будет. Корабль сотрет их всех. Не будет больше человечества… никогда. А Корабль отправится искать новые забавы.
Если мы потерпим неудачу, наш расцвет будет бесплоден и вечность не примет нашего семени. Эволюция человека закончится здесь и сейчас.
«Интересно, постарел я за время спячки? Столько времени…»
Выбравшись из бака, Раджа доковылял до врезанного в стену камеры зеркала в человеческий рост. Нагое тело нимало не изменилось с того дня, когда он видел его в последний раз. Карие глаза взирали на мир все с тем же неискренним любопытством, которое многие принимали за притворство. Этот отстраненный взгляд из-под кустистых черных бровей одновременно помогал и мешал капеллан-психиатру. Что-то в наследственной памяти человека твердило, будто он должен принадлежать высшему существу… но превосходство может быть тяжким бременем.