Ясень и яблоня. Книга 1: Ярость ночи
Шрифт:
– Нужно идти! – хрипло, тоже сглатывая и одолевая судорогу в горле, сказал Аринлейв. Он опомнился быстрее других: он никогда не видел Сольвейг Старшей, и для него этот голос из ночи был голосом призрака, но не дочери и сестры. – Нужно поднимать людей. Что это за враги такие – непобедимые днем и бессильные ночью? Они вообще живые?
– Надо сказать Эрнольву ярлу! – сильно дрожа, выговорила Сэла, которая сразу подумала об этом. – Он поймет! Он поверит! Он знает: ведь приснилась Тордис и сказала про облако! – Сэла посмотрела на деда, которому рассказывала об этом странном происшествии. – Про это самое облако! Я знаю про эти колдовские облака! Их умеют делать колдуны с Эриу, и с Зеленых островов тоже! Под
Сэла задохнулась, осознав размер угрозы. Она не очень внятно объясняла, но ей-то теперь было совершенно ясно, какое облако «не видела» безумная Тордис и почему тревога об этом привела ее с того света.
С того света! Сэла сжала горло рукой, почти болезненно страдая от неудержимой дрожи. Тордис пришла из Нифльхель, а Сольвейг со дна моря, обе с одной и той же вестью! Как же велика опасность, если даже мертвые теряют покой! Но ведь уже очень давно на Аскефьорд никто не нападал! И Торбранд конунг, и его отец Тородд конунг много воевали в чужих землях, но к их собственному дому никто не смел подступиться. Аскефьорд привык жить с чувством безопасности, и сейчас не верилось, что сражение и смерть придут прямо сюда, к этому старому порогу, с выемкой посередине, протоптанной множеством ног.
– Иди, скажи Эрнольву! – Стуре-Одд посмотрел на Аринлейва. – Пусть поднимает людей.
Аринлейв кивнул и побежал одеваться. Вскоре он уже, с помощью отца и Коля, стаскивал лодку из сарая к воде. Тут имелся свой маленький причал, шириной в два шага, а напротив, на том берегу, в дно была вбита свая, торчащая прямо из воды. К ней привязывали лодки, а затем перебирались на первый скользкий камень и по крутой тропинке поднимались к усадьбе Сенная Тропа. В плохую погоду это было опасно, но выбирать не приходилось.
Аринлейв и Коль вдвоем налегали на весла, и им казалось, что лодка идет удивительно легко, словно чьи-то сильные руки подталкивают ее.
Глава 5
Многие годы старая усадьба Аскегорд не видала такого разгрома. Можно было подумать, что она захвачена врагом: челядь и женщины метались туда-сюда, гремела посуда и скрипели крышки сундуков, во дворе ржали кони, мычали потревоженные коровы, мужчины бегали между оружейной и дружинными домами. Стоял гул, шум, слышались беспорядочные выкрики. Никуда не бежал, не кричал и не суетился только ясень, росший в полу гридницы и уходящий ветвями за крышу. Посреди гридницы стояли двое: могучий Эрнольв ярл и кюна Хёрдис. Глядя на них, можно было подумать, что они-то и есть главные враги, столкновение которых привело усадьбу Ясеневый Двор в такое состояние.
– Чтобы я, жена и мать конунгов, убегала из своего собственного дома, как последняя побирушка! – с яростным негодованием выкрикивала Хёрдис. – Этого не будет! Не будет!
Кое-как одетая, в криво заколотом платье, с торчащими из-под наспех наброшенного покрывала темными прядями волос, с гневно перекошенным лицом, на котором правая бровь поднялась выше левой и дергалась, она наводила ужас на собственных служанок, и сам воздух вокруг нее, казалось, ходил ходуном от негодования. Чтобы выдержать подобный напор, требовались твердость и мужество истинного героя, но Эрнольв ярл был именно таким. Выглядел он не лучше кюны – кое-как одевшись, он не успел даже толком причесаться. Его густые русые волосы с легкой сединой на висках были всклокочены, и он то и дело откидывал их со лба. Лицо его от тревоги и досады побагровело, единственный глаз горел как уголь.
– Не будет того, чтобы эти подлые собаки захватили в плен мать моего конунга! – ревел он в ответ на крики кюны, и ее яростный напор не заставлял его сдвинуться даже на волос,
– Ты лучше уноси ноги! Тебе этого хочется, да? – негодующе вопила кюна Хёрдис. – Ты думаешь бежать? Да? Скажи вслух, чтобы все эти люди слышали! Эрнольв Одноглазый собирается бежать из дома, из Аскефьорда, который он должен охранять, бежать, как последняя собака, оставив врагов торжествовать победу! Вот так подвиг, достойный твоей славы! Мне казалось, такого с тобой еще не бывало!
Но даже попреками в трусости Эрнольва Одноглазого нельзя было смутить, если он считал, что прав.
– Мое дело не показывать всем, какой я храбрый, а защищать Аскефьорд! Я не знаю, кто на нас идет, эринны или улады, но у них пять сотен людей, а у нас тут нет и сотни! Не большой будет подвиг, если меня и всех моих перебьют, а тебя и всех прочих захватят в плен! Ты же не хочешь попасть в рабство и умереть в хлеву, как Далла, вдова Стюрмира? Она тоже была упряма, как тролль! Будь умнее! Я выведу вас всех подальше к горам, где можно укрыться, а сам вернусь и посмотрю, что делать с теми стервецами! Собирайся быстрее! Нечего оставлять им все то, за что мы заплатили своей кровью!
Кюна Хёрдис не хотела попасть в рабство: она родилась от рабыни и знала, что ничего хорошего в этом нет. Но упрямство не позволяло ей сдаться, а гордость никак не хотела примириться с мыслью, что она, вдова и мать могущественных конунгов, вынуждена спасаться бегством из собственного дома.
– В иное время, я слышала, тебя не пугало выйти одному на пятерых!
– Я и сейчас выйду один на пятерых и, скорее всего, их всех перебью! Но тут не все такие, как я! Лучших забрал конунг! А этим троллям помогает колдовство!
– Да есть ли вообще эти ужасные враги? – ехидно ответила Хёрдис. – Может, вам всем приснилось? Как они могли попасть сюда незамеченными? Или мой сын зря держит на севере такую дружину?
– Если Хродгар сын Хрейдара их не остановил и даже не заметил, значит, там не обошлось без «колдовского облака». Тебе ли не знать, что это такое! А я не собираюсь отдать свою жизнь задаром и весь Аскефьорд в придачу! Торвард конунг поручил мне охранять его дом и его мать, и я это сделаю! Ну, ты пойдешь своими ногами, или мне тебя понести?
Хёрдис промолчала, и Эрнольв ярл отвернулся от нее, считая разговор законченным. Обычно сдержанный и немногословно-учтивый, сейчас он пылал яростью и был полон твердой решимости сделать по-своему, нравится это кому-то или нет.
Челядь под руководством Лофта управителя собирала все ценное, что имелось в усадьбе, а этого было немало! У конунгов Фьялленланда, считавших, что лучшее сокровище – верная дружина, богатства обычно не задерживались, но кюна Хёрдис в последние двадцать лет постаралась, чтобы немалая часть квиттингской дани и боевой добычи ее мужа и сына не прошла мимо ее крепких, заговоренных от воровства сундуков. Сундуки в девичьей, в спальне, в особой кладовке были набиты цветными тканями, узорными коврами, бронзовыми светильниками, серебряной посудой, резной костью, мехами, золотыми кубками и всяческими украшениями. Все это, конечно, недопустимо оставлять неведомым врагам, идущим сюда под покровом «колдовского облака», и именно забота о сокровищах заставила кюну Хёрдис так быстро смириться с вынужденным отступлением. Очень скоро она вовсю звенела ключами, покрикивала на челядь, которая недостаточно проворно собирала ее богатства или недостаточно надежно упаковывала. Двор уже был полон лошадьми, запряженными в волокуши и сани; челядь носила мешки и тюки. Пастухи и скотницы первыми из всей усадьбы тронулись в дорогу, подгоняя к далеким горам медленно бредущее стадо.