Ясень и яблоня. Книга 1: Ярость ночи
Шрифт:
– Радовался бы, что их нет! – усмехнулась фру Хильдирид, мать Сэлы, и потащила ко рту все свое шитье, чтобы откусить нитку.
– А он только руками разводит и говорит: «Но не могу же я сидеть дома, когда он идет в поход! Вот когда ноги отнимутся, тогда буду всегда с тобой!» А я говорю: «А если я не доживу?»
И все опять принимались толковать, до которого места дошла дружина к этому дню, и большую ли дань соберет Торвард конунг в этом году, и кто из знатных фьялленландцев будет устраивать пиры в его честь.
Ветер, полни белый парус,Подгоняйпела за прялкой тетка фру Альдис, у которой был красивый глубокий голос, пела все ту же старую песню, напоминавшую о вольном просторе лета, и Сэла, вздыхая, подхватывала:
А когда зима настанет,Я добро не позабуду!Выпью пива я за ветер,И за море, и за солнце…Всех на пир зову к себе яРыбака друзей могучих!Вечера наступали рано и тянулись долго-долго. Только саги Стуре-Одда скрашивали зимнюю тоску. Послушать его собирались соседи даже не самые ближние: старый кузнец знал великое множество преданий о богах, о древних конунгах, о бергбурах, о неупокоенных мертвецах, о прочих чудесах, которых так много в мире и иные из которых совершались у него на глазах.
– Расскажи про Сольвейг! – нередко просили его дети. Эту маленькую сагу все знали, но не уставали слушать. От прочих она отличалась тем, что все случилось не так уж давно. Та, о которой в этой саге говорилось, жила когда-то в этом самом доме, сидела на этих самых скамьях, и старшее поколение прекрасно ее помнило. Стуре-Одд рассказывал, а сын его Слагви слушал, глядя в огонь и заново переживая то, что случилось у него на глазах.
Это было двадцать пять лет назад, всего лишь на третьем году Квиттингской войны – правда, те два года участникам ее показались весьма долгими. Победив в Битве Чудовищ, Торбранд конунг привез домой новую жену и новую кюну фьяллей, по имени Хёрдис, ранее широко известную как Хёрдис Колдунья, и тогда в честь всех этих достопамятных событий было объявлено большое пиршество. Стуре-Одд отправился в Аскегорд со всем своим родом – с женой, с сыновьями-близнецами, с невесткой и с единственной дочерью Сольвейг. Веселые близнецы смеялись, приговаривая, что следовало бы также пригласить и бергбура, полутролля-полувеликана из Дымной горы, и тоже со всем его родом – ведь и бергбур однажды помогал ковать оружие из «злого железа» с Квиттинга. Но лодка и без бергбура едва вместила всех. Это была большая парусная лодка, почти что маленький корабль, принадлежавшая Хравну хёльду из Пологого Холма.
Здесь же сидел и сам Хравн хёльд, и его жена фру Ванбьёрг, и их единственный теперь сын Эрнольв ярл, прославившийся на Квиттингской войне, и его жена Свангерда, и несколько человек хирдманов на веслах. Все оделись в лучшие цветные одежды, на ярком сукне и пушистых мехах блестели золотые и серебряные пряжки, гривны, обручья. Все были веселы, оживленно разговаривали и смеялись. Говорили о недавнем походе, об ожидаемых гостях, о жертвоприношении, которое Торбранд конунг должен устроить перед началом пира.
– Многие поговаривают, что конунгу стоило бы отдать богам человеческую жертву! – говорил Хравн хёльд. – Гейрольв из Орелюнда твердит, что это необходимо.
– Старый болтун! – негодующе восклицала фру Ванбьёрг. – Я помню, он не в первый раз твердит о человеческих жертвах, как будто мы все еще в Век Великанов живем! Да он сам бы сожрал, если бы ему кто дал! Чтоб ему подавиться! Как будто мало мы приносили человеческих жертв! Как будто наш Халльмунд – недостаточная жертва! Хватит уже! Мы усеяли костями наших мертвецов все горы и долины этого проклятого Квиттинга!
– Тамошняя железная руда теперь уже состоит не из крови драконов, а из крови наших погибших! – вздохнула жена Стуре-Одда и разгладила подол красивого голубого платья у себя на коленях, а потом посмотрела на старшего сына.
Слагви, старший из близнецов, которым недавно, в начале весны, исполнился двадцать один год, такой веселый и разговорчивый, в одной из последних битв был тяжело ранен в ногу и с тех пор сильно хромал. Стуре-Одд говорил, что помочь нельзя и хромота останется на всю жизнь. Правда, это не помешало Слагви сразу после возвращения с войны жениться на красивой девушке, Хильдирид, дочери ярла Арнвида, погибшего в той же битве, в которой Слагви охромел. За ней дали очень хорошее приданое, но парень знал, что самому ему больше никогда не ходить за подвигами и славой.
– У нас была хорошая жертва – та девушка из Лейрингов! – напомнил Бреннульв Терпеливый, старый воспитатель Хравновых сыновей, Халльмунда и Эрнольва. – Та, что привез тогда в залог Асвальд ярл. Но…
– Но она подевалась неизвестно куда! – со смехом ответил ему Слагви. – Должно быть, боги сами забрали ее, не дожидаясь, пока Гейрольв и ему подобные уговорят конунга принести ее в жертву как полагается. Прислали валькирию на огненном коне – и забрали!
Брат, Сёльви, молча ткнул его кулаком в спину. Оба они знали, куда на самом деле подевалась Борглинда дочь Халькеля, и знали, что боги тут, собственно, ни при чем. У них были причины сочувствовать Борглинде и радоваться ее благополучному побегу – им нравилась сама Борглинда, и они дружили с тем человеком, которые ее увез. А еще этого хотела Сольвейг, их младшая сестра, луч Стуре-Оддова дома, которой они ни в чем не смогли бы отказать. Но по отношению к собственному племени и к Торбранду конунгу, что ни говори, это было не слишком красиво, и об этом «подвиге» следовало помалкивать.
Сольвейг знала о том деле лучше всех, но можно было не бояться, что она когда-нибудь проболтается. Она всегда была дружелюбна, со всеми мила и приветлива, но разговорчивостью не отличалась и зачастую в самом жарком споре лишь переводила с одного говорившего на другого мягкий, внимательный и понимающий взгляд своих светлых глаз. Сейчас она сидела на самом носу лодки, любуясь игрой мелких волн. Волнистые пряди ее длинных, светло-золотистых волос иногда падали к самой воде, и она подхватывала их и забрасывала снова за спину, даже не подавая вида, что слышит, о чем в лодке идет разговор.
– Но… может быть… это и имело бы смысл… – неуверенно добавила Свангерда и покосилась на своего мужа, как будто советуясь. – Я не хочу сказать, что мне очень нравятся человеческие жертвы, но…
– Кому же они нравятся! – воскликнул Эрнольв ярл. – Слэтты давно уже их не приносят! И нам давно пора с этим покончить! Мы только позоримся, как дикие великаны! Хуже бергбуров! Когда меня Хеймир ярл, Наследник, спросил об этом, я чуть со стыда не сгорел!
По своей внешности Эрнольв ярл – рослый, сильный, с одним глазом и множеством мелких багровых рубцов на лице – очень даже напоминал дикого великана, но на самом деле такого доброго, благородного и сердечного человека было еще поискать.