Ясень и яблоня. Книга 1: Ярость ночи
Шрифт:
– Ты можешь выбраться ночью? – спросила Сэла, подняв на Коля суровый взгляд и тыча пальцем в гнездо булавки.
– Нет, с этим строго. – Коль взял у нее застежку и стал поднимать и опускать булавку, будто показывая, как легко она двигается в гнезде. От мимолетного прикосновения его жестких закопченных пальцев у Сэлы оборвалось в груди, и ей стоило большого труда держаться спокойно. – Запирают.
– Как нам увидеться, чтобы поговорить?
– Ты что-то нашла? – Коль кинул на нее быстрый взгляд. – Что-то полезное?
– Да. Я знаю, в чем ее сила. Я могу это взять, но как выбраться отсюда?
– Я чем-то могу помочь тебе, госпожа? – вдруг раздался рядом с ними почтительный голос, так близко, что Сэла от неожиданности вздрогнула.
Возле дверей стоял один из старших слуг и смотрел на нее, на застежку в ее руке и на раба из кузницы.
– Нет, иди. – Небрежным движением руки Сэла отослала его прочь, но еще прежде, чем слуга ушел, сама прошла впереди него в покои, даже не оглянувшись на Коля.
Она и так простояла слишком долго рядом с рабом, с которым у сестры конунга не могло быть ничего общего. Но еще не один день она жила под впечатлением этой краткой беседы, точно среди обольстительных видений ее нынешней жизни случилось что-то настоящее. Мысленно Сэла проклинала порядок, при котором знатная женщина не вольна даже поговорить с тем, кто ей нужен. Постоянная беготня в кузницу с какими-нибудь мелкими поломками выглядела бы слишком подозрительно, и она начала даже опасаться, что при таком положении дел от присутствия здесь Коля ей не будет никакого толка и он зря пожертвовал своей свободой.
Глава 10
Вскоре наступило весеннее равноденствие, называемое здесь Праздником Птиц. Колесо года дошло до новой поворотной точки, земля, окончательно стряхнув оковы старости-зимы, готовилась расцвести новой юностью, а младенец-солнце достаточно уже вырос, чтобы наполнить светом обновленный мир. Все население Аблах-Брега и окрестностей на самой заре вышло из домов и отправилось на возвышенности встречать солнце и прилетающие птичьи стаи. Там и здесь звучали приветственные песни, прославляющие приход весны:
Время пришло тебе вырасти, Сын!Славный Сын Матери, Богини трехликой!Несутся потоки весны, боярышник пышно цветет,И Ки Хиллаин отважный наблюдает птичий прилёт!Дух его полон отваги,Ворон кружится в небе,Готовясь сесть на рукоять меча!Добрую весть несет Ворон!Славься, Богиня, и Сын твой! [19]Сэла с самого утра находилась в лихорадочно-приподнятом настроении: ей нравилось общее оживление и веселье, ее любопытство будоражили обряды этой чудесной страны, и мерещилось, что она сумеет подсмотреть сегодня какую-нибудь священную тайну острова, убежденного, что он расположен гораздо ближе к небесам, чем все прочие земли. А еще – суета и смешение сегодняшнего дня давали ей неплохую возможность повидаться с Колем. В священный праздник все повседневные дела были оставлены, кузницы не дымили, толпа челяди из Дома Четырех Копий шагала вслед за повелительницей на вершину холма, и рабы вместе со всеми пели песни. А Сэла искала глазами Коля, и ее душевный подъем, смешанный с нетерпением, походил на чувства влюбленной девушки, которая надеется именно в этот священный и радостный день наконец-то поговорить с тем, кого выбрала.
19
По–за–им–ст–во–ва–но у Ду–гла–са Мон–ро с не–боль–ши–ми из–ме–не–ниями.
На опушках рощ, на свежей зеленой траве, пробивающейся сквозь слежавшийся, влажный слой прошлогодних листьев, уже раскладывали костры, чтобы зажарить туши жертвенных свиней. В каждом доме на рассвете испекли особые круглые хлебцы, помеченные крестообразным знаком солнца, и теперь принесли их, чтобы освятить перед жертвенником. Бронзовые ворота в Сад Богини были открыты, и в них непрерывно вливалась пестрая толпа. Ликующе звенели длинные рога с головами вепрей.
Женщины несли цветы и корзинки с яйцами: одни, окрашенные в ровные мягкие цвета, туалы дарили друг другу; иные были пестро расписаны цветными узорами, и эти предназначались в дар Богине. Приношения складывались к камню-жертвеннику на поляне перед Домом Золотой Яблони. На ветвях яблони развевались цветные ленты, а у корней ее расписанные яйца лежали россыпью, как крупные цветные камни. Вокруг жертвенника были разложены цветы и венки из цветущих веток ракиты, стояли корзины с посевным зерном, и сама фрия Эрхина торжественно призвала на семена благословение Богини.
Двенадцать жриц, полукругом расположившись с двух сторон от нее, играли на арфах, а Эрхина пела, стоя над жертвенником, песнь, называемую Напутствие Богини:
Собирайтесь ко мне, вы, о дети Земли,Все, кто тайны постиг и кто жаждет постичь;Научу я тому, что неведомо вам,Научу вас я песням во имя Луны.Я, Богиня – души бесконечный восторг,Я есть радость земли, и любовь – мой закон.Пусть же чистыми будут все мысли твои,И с пути не сверни, устремляясь к мечте.Я – цветущая радость зеленой весны,Белизною луны я сияю средь звезд,Шепчет голос мой в тайне текучей волны,И живу я в мечтах человечьих сердец…Я есть тайная дверь в Вечной Юности Мир,Я – священный сосуд, полный жизни вином.Я – Котел Черридвен, где бессмертье кипит,В этой жизни земной я блаженство дарю.На земле научу вас дух вечный постичь,В смерти дам я покой и свободу от бед;Будет встреча желанна в чертогах моихС тем, кто жил, и ушел, и вернулся опять.Мне не нужно даров, я не требую жертв,Ибо знай, что я мать всем, кто в мире живет;Что растет и цветет – порожденье мое,Я – любовь, разлитая над всею землей.Обрати же свой взор прямо в душу твоюИ меня ты узришь – так приди же ко мне;Я – начало дорог, все идет от меня,Все приходит ко мне, завершая свой путь.Я любима богами, любима людьми,Пусть восторг преисполнит тебя предо мной;Пусть служеньем мне будет веселье в сердцах,Радость жизни, любовь – вот мой вечный обряд.Пусть наполнит вас сила, придет красота,Состраданье и мощь, примиренье и честь;То, что ищешь ты, только в душе обретешь,А иначе не сможешь и дальше искать.Знай же, сын мой земной, что с тобой я всегда,Слушай голос мой в недрах неспящей души;Весь твой путь по земле ты свершаешь во мне,И от силы вселенной ты искру несешь [20] .20
Здесь и да–лее об–ря–до–вые сти–хи на–пи–са–ны по мо–ти–вам «со–кро–вен–ных вик–кан–ских тек–стов» из кни–ги Рэй–вен Гри–мас–си «Вик–ка: древ–ние кор–ни кол–дов–ских уче–ний».
После обряда освящения зерна все рассеялись по рощам и луговинам. Воины возле костров делили свиные туши и хвастались своими подвигами, девушки искали птичьи гнезда. Такая находка обещала скорое и счастливое замужество, а если парень дарил девушке гнездышко с яйцами, это означало, что он предлагает ей свить домашнее гнездо. Рощи были полны поющих голосов, и казалось, сами деревья тысячей голосов поют ту же песню радости:
Все реки текут, и все травы растут,Богиня вернулась на землю!Сегодня и Сэла чувствовала себя совсем свободной и не считала нужным держаться возле фрии. На что же пригодны священные праздники, которых в году всего-то восемь, если даже в эти дни рабы не могут почувствовать себя людьми? Сперва они с Дер Грейне бродили вдвоем, отвергая все предложения проводить их и развлечь. Дер Грейне расспрашивала, как весенний праздник отмечают на родине Сэлы, каким образом конунг участвует в обрядах встречи весны, и Сэла с удовольствием рассказывала ей про Драконью рощу. Драконьей она называлась потому, что в середине ее на поляне лежал Поминальный Дракон, священный камень, возле которого Аскефьорд приносил жертвы богам, а сама роща служила местом весенних и летних гуляний. Дер Грейне внимательно слушала про круговые танцы и заклятья, потом Сэла, увлекшись, перешла на игры, начинающиеся в темноте, и вот уже повествовала о том, как на середине прошлой зимы сразу три девушки родили младенцев, «приобретенных» ими на Празднике Дис, в Драконьей роще, при непосредственном участии Торварда ярла. И как все веселились, узнавая об этом, поскольку любвеобилие будущего конунга самым лучшим образом сказывается на плодородии земли и плодовитости всего, что на ней живет… Потом она вдруг вспомнила, что рассказывает это будущей жене Торварда, мысленно прикусила язык, но тут же решила: ну и пусть! Даже к лучшему. По крайней мере, для Дер Грейне не будет неприятной неожиданностью, если она вдруг застанет его с собственной рабыней, как это случилось с высокородной йомфру Уннфрид.
Но тут в толпе мелькнул Коль, и все прочее мигом вылетело у Сэлы из головы: теперь ее главной заботой стало отделаться от подруги. Вскоре, якобы увлекшись собиранием первоцветов, Сэла убежала вдоль опушки, и Дер Грейне не стала ее догонять.
Оглядевшись, она быстро обнаружила Коля: к сердцу он прижимал пучок свежих первоцветов, вперемешку красных, с желтыми серединками, и желтых, похожих на горсть солнечных зайчиков. При этом он не сводил с Сэлы пылкого обожающего взгляда, и Сэла не могла не засмеяться: так непривычно и забавно было видеть вдохновенную страсть на его лице, всегда насмешливо-сдержанном.
– С тех пор как твой светлый взор, прекраснейшая из дев, обратился на недостойного раба, я не знаю покоя ни днем, ни ночью! – с мольбой и благоговением начал Коль, кланяясь и будто бы в отчаянии прижимая к груди свои цветы, но взгляд его блестящих темных глаз, устремленный на Сэлу, был весел и настойчив, без следа изображаемой робости. – Ты как звезда во мраке ночи… Я бедный раб и не умею говорить так, чтобы мои речи были достойны твоих ушей, но моя любовь к тебе не уступит любви самого доблестного из героев…