Шрифт:
1
Ближе ко второму часу ночи на нескольких машинах приехала ещё одна компания - человек в двенадцать. Молодёжь. Кажется, они были тут недавно. Потому как по-хозяйски привычно уселись за столиками вне кафе (внутри невозможно душно) и тут же наизусть продиктовали желаемое.
С трудом, напряжённо хлопая ресницами, чтобы прояснить зрение и видеть, что пишу, записала их пожелания. После чего, точно сомнамбула, еле переставляя ноги, вошла в кафе и отдала список Араму. Маленький кругленький армянин, хозяин придорожного кафе, даже не улыбнулся, глядя на богатый, крупный заказ.
– Чего ждёшь?
– неприятно сморщившись,
– У нас посуды не осталось. Иди вымой быстрей, а потом им отнесёшь, что просили. Как раз успею приготовить.
Я тяжело развернулась и пошла в кухоньку, из убывающей ночной жары - в душную комнатушку, сырую, провонявшую жиром, влажными тряпками, мыльными губками и моющими средствами. Как в густой душный туман. На пороге чуть не упала: косяк вдруг поехал - еле успела вцепиться в него, чтобы не грохнуться. Когда я спала в последний раз? Смутно вспоминалось, что удалось прилечь днём. Но сколько я спала? Час? Арам, казалось, разбудил почти сразу, едва только я закрыла глаза...
Руки вспухли: разбухшая из-за постоянного пребывания в воде, кожа выглядела водянистой и жирной. Видел бы сейчас мои пальцы училищный преподаватель... Неудивительно, что посуда то и дело норовит выскользнуть из застывших скользких пальцев. Резиновые перчатки давно порвались, но Арам настаивает соблюдать хотя бы видимость санитарии. Учил: если вдруг приедут с проверкой, скажешь - только что порвала... Экономил. На мне...
Вытерла посуду насухо, вытерла руки, которые, чудилось, так и остаются влажными и склизкими, сколько их ни вытирай... Подошла к столу, где недавно сидели двое водителей, забрала с него посуду. Успела половину отнести в мойку, половину (одноразовой) выкинуть - Арам крикнул:
– Заказ готов!
Быстро расставила на подносе блюда и стаканы и, покачиваясь от странной слабости, понесла заказ на улицу. Там меня встретила приветственным кличем голодная молодёжь. Азартные и весёлые голоса и ощутимо прохладный воздух помогли мне собраться с силами и спокойно выложить на столики ужин для полуночников... Я забрала поднос и нехотя (из ночной свежести снова в духоту - не хочу-у) развернулась к кафе за второй частью заказа, когда появившийся на пороге Арам почти с ненавистью сказал:
– Корова... Сколько тебя ждать?!
Даже молодёжь поразилась, затихла.
Мне казалось, я качалась с минуту, прежде чем прошептать:
– Я... больше не могу...
И швырнула в него поднос. Поднос не долетел, упал у ног Арама. С недосыпу сил-то маловато... Тот вдруг резко успокоился, нагнулся, поднял его и велел мне:
– Уходи.
Я прошла мимо него, посторонившегося, на кухню, сняла фартук и косынку, сбросила тапки, сунула ноги в босоножки. Прихватив сумку, которую никогда не распаковывала, используя как личный шкафчик, без эмоций забрала деньги, которые Арам бросил на стол, и вышла из кафе с другой стороны - в прохладную ночь. Прошла пару шагов. Оглянулась. Арам стоял на пороге и смотрел мне вслед - очень странно смотрел: как будто даже сочувствовал... Может, показалось. Темно же... Кафе... Маленький сарай-палатка с претенциозной вывеской "Кафе". Третий в моей странной, мучительной эпопее в попытках найти работу на лето. Одна и та же история: приходишь, тебе радуются, три дня нормальной работы, а потом хозяин как с цепи срывается, три дня ада - и уходишь.
Сегодня мне уже до города не добраться. Деньги у меня есть, но ночная дорога - не для обычных путешественниц. Ничего. Здесь, в метрах ста от кафе Арама, находится каменная коробка сельской остановки. Она огромная и глухая. Если спрятаться в самом тёмном уголке, на скамье, и накрыться тонким, но широким палантином чёрного цвета, никто из проезжающих машин не заметит, что внутри остановки кто-то есть. А ранним утром - на первом рейсовом автобусе домой. Отдохнуть, вымыться и снова искать работу.
Господи, как хорошо на ночном воздухе... Пахнет свежестью, несмотря на пыль и гарь с дороги, и витают ароматы сосновой хвои с обочины, скошенных и подсыхающих трав с лугов - давно не было дождя. Всё струями в ночном воздухе, волнами... Зато бодрит, вроде даже спать не слишком хочется. Ага. Как же, не хочется...
Пару раз июньское звёздное небо качнулось, пока я шла... Пару раз я будто входила в чёрный туман забытья - и выходила из него, снова начиная чувствовать и ощущать. Раз очнулась, потому что по ноге ударило что-то мягкое и тяжёлое. Уронила сумку... Где же остановка? Не может же быть, чтобы я пошла в другую сторону?.. Или?.. Глаза мгновенно на мокром месте: я-то думала, через какие-то минуты уже буду спать... Покусала губы, приходя в себя. И снова бездумный шаг на абсолютном автомате... Редкие машины, водители которых не успевают разглядеть, кто именно идёт, пролетают мимо. А мне это на руку - не пристают... Под конец уже брела, забыв, куда иду и зачем... Лишь бы идти...
Мимо совсем близко промчалась машина и затормозила впереди. Ещё одна. "Не надо!" - тоскливо заныло внутри меня от беспомощности на грани новых слёз, а сама я даже не могла ни остановиться, ни приготовиться к чему бы то ни было. Тупо шла - и всё... Ещё одна машина остановилась позади.
– Вон она!
– раздался девичий голос.
– Подождите, я сама! Напугаете ещё!
Быстрый сухой шаг по асфальту, кто-то схватил меня за руку.
– Эй, привет!
– сказала, глядя сверху вниз на меня, смутно знакомая в неясном, бегучем свете с дороги высокая девушка, с подпрыгивающими светлыми кудряшками вокруг милого личика.
– Не бойся меня! Это ты работаешь в кафе? Или теперь - работала? Ну, у Арама? Он тебя выгнал? За что? Пирожки вкусные ты пекла? И салаты те, обалденные, ты делала? А кроме них умеешь ещё что-нибудь готовить? Поехали ко мне! Выспишься - завтра поговорим.
– Нет...
– прошептала я, но незнакомка не расслышала или не захотела расслышать, так и повела меня властно за руку куда-то, кажется ворча: "Ещё - ночью вздумала куда-то тащиться! Конечно, поедешь!" А там, в этом "куда-то", у меня забрали сумку, заставили наклониться, подтолкнули сесть - и я очутилась на мягком сиденье. Это было последнее, что я воспринимала нормально: я - в машине, тесно прижатая к чьему-то плечу с одной стороны, потому что с другой стороны кто-то бухнулся рядом, и уже знакомый голосок велел, одновременно сопровождая свои слова действиями - пригибая к себе мою голову:
– Положи голову на моё плечо и спи! Сколько ты не спала?
– Двое суток, - непослушными губами выговорила я и щекой ткнулась в подставленное плечо.
Дальше - качающаяся темнота. Я ощущала только сильные руки, смех и говор издалека. Почему-то я доверилась всему, что со мной делали эти люди: решительно вели куда-то, хихикая, когда у меня от слабости подламывались ноги и я спотыкалась на ровном месте; ругались, но как-то добродушно, когда я пыталась вяло сопротивляться; советовали друг другу не спрашивать у меня ничего, потому что я отвечала им тонким голоском, от слабого звука которого самой было стыдно; заставляли что-то снимать, что-то надевать, укладывали в постель, выключали свет, закрывали дверь и оставляли меня в уютной темноте...