Ястреб и голубка
Шрифт:
Она была соткана из противоречий: своевольная, вспыльчивая, дерзкая — и все-таки он ощущал и ее невинность, неопытность и уязвимость. Ей удавалось быть одновременно и обольстительной женщиной, и трогательным ребенком.
Хокхерст пронзительно свистнул, и лодочник подвел свое суденышко к небольшому пирсу.
— Куда вы меня везете?
— Ты обещала побывать со мной в Темз-Вью. После того как ты увидишь мое жилище, я хотел бы кое о чем тебя попросить.
Сняв свой короткий плащ, Шейн набросил его на плечи Сабби. Вечер был теплым, но от речной прохлады она могла
Если сегодня она скажет «да», то еще до рассвета он сможет назвать ее своей.
Темз-Вью находился недалеко от садов Кью-Гарденз, так что путь был коротким. Они вышли на пирс, поднялись по береговой лестнице и, миновав нарядные лужайки, вошли в дом. К этому часу все слуги уже спали — бодрствовал лишь один человек.
— Сабби, милая, это Барон. На корабле он и врач, и священник. На суше он для меня ближе, чем моя собственная тень.
Она протянула руку, которую этот человек в полумонашеском одеянии почтительно пожал обеими руками.
— Барон не говорит, — объяснил Хок.
Она улыбнулась:
— Он говорит глазами.
Он показал ей свое гнездо, желая, чтобы она полюбила этот дом так же, как и он.
Огромный вестибюль был обставлен скупо и строго. К нему примыкала зала, предназначенная для приема гостей. Хок провел Сабби через кухню, где они запустили пальцы в миску со взбитой сметаной; потом он показал ей изысканную обеденную залу, библиотеку и роскошные комнаты для уединения и отдыха. В слабом свете немногочисленных канделябров трудно было понять, какого цвета ткани обтягивают стены комнаты и мебель, но одно было несомненно; безупречный вкус сквозил в убранстве каждой комнаты этого дома.
Наверху он подвел ее к дверям ванной комнаты, а затем небрежным взмахом руки показал, где располагаются комнаты для слуг. После этого они вошли в хозяйскую спальню. Тут каждый с первого взгляда сумел бы определить, что это комната мужчины. Стены были обтянуты темно-красным сафьяном. Светлый персидский ковер отличался необычным орнаментом каймы. На полу перед мраморным камином были разбросаны шкуры рысей и волков. Ряд окон занимал всю ширину одной из стен, и отсюда далеко просматривалась река, а на каменной скамье под окном были набросаны меха и бархатные подушки. Плотные драпировки защищали от сквозняков массивную кровать.
Он привлек ее к себе и спросил, глядя ей в лицо:
— Сабби, ты могла бы быть здесь счастлива?
«Я с ума схожу от любви», — думала она в полнейшем замешательстве.
Он мог слышать шелест ее нижних юбок и вдыхать аромат ее тела — и каждая его частичка отзывалась на ее присутствие.
— Сабби, любимая, я хочу, чтобы ты приходила сюда, ко мне, всегда, когда ты только сможешь улизнуть из дворца.
— Вы приглашаете меня стать вашей любовницей? Метрессой — так, кажется, это называется?
Он скрипнул зубами:
— Я не хочу причинять урон твоей чести.
Но
— Вы имеете в виду королеву? — небрежно поинтересовалась она.
— Нет, черт меня подери, я имею в виду то, что я женат. Это тайна, которую я прошу тебя не разглашать. Это брак лишь по названию и ничего не значит для меня, — пылко заверил он ее.
Последние слова вернули ее к действительности. Уж она-то лучше, чем кто-либо другой, знала, что их брак для него — пустое место, но услышать такое признание от него самого, да еще именно тогда, когда он предлагает ей греховное сожительство… Да, такое признание мигом излечило ее от любви.
— Сабби, дорогая, у тебя будет карт-бланш. Ты знаешь, что это означает?
— Это означает все, что я захочу, — продемонстрировала она свои познания. — Я смогу иметь сто платьев? — спросила она для пробы.
— Конечно, — уверил он ее.
— Ключи от одного из ваших складов?
— Утром они будут лежать у тебя на подушке.
— Документ на право владения этим домом или другим, равноценным?
— Да, — пообещал он. — У меня много поместий, — тебе будет предоставлена возможность выбирать.
— В Ирландии тоже? — продолжала она допрос.
Впервые он заколебался.
— У меня есть земля в Ирландии, но это дикое, Богом забытое место. Тебе оно ни к чему.
— Значит, это и есть предел того, что мне дозволено иметь?
— Милая, клянусь тебе, это не предел, — заявил он.
Он был ею околдован. Он мог чувствовать токи их обоюдного влечения: он разбирался в женщинах. Проклятье, она так его распалила, что он готов был и душу ей отдать. Руки у него напряглись, а губы прижались к неотразимо-сладостному рту, который оказался дразняще-близко. И пока она отдавалась во власть первым ощущениям поцелуя, его опытные руки скользнули к ней под юбку: он не в силах был удержаться, он должен был ощутить атласную кожу ее бедер — там, где кончались ее шелковые чулки.
Дрожь пронизала ее тело, когда она почувствовала, что его пальцы еще на дюйм приблизились к намеченной им цели. От его дерзкого маневра у нее перехватило дыхание. Сабби знала: если она скажет «да», он в ту же минуту возьмет ее — здесь, в этой кровати!
Взглянув на него, она живо представила себе, как осыпает поцелуями его тело, и от одной лишь мысли об этом едва не лишилась чувств. Но ведь он не из тех, кто ценит легкую добычу… Вот и пусть подождет и помучается!
Она не позволит этому могущественному надменному лорду думать, что ее так просто заполучить.
— Прошу тебя, милая… — взмолился он.
Судорожно вздохнув — должен же он понять, какой горячий отклик порождает в ней все то, что вытворяют его руки, — она твердо отстранила эти желанные руки, закинула волосы за плечи и высокомерно обронила:
— Вы слишком спешите, милорд. Я подумаю о вашем предложении, но это все, что я могу обещать.
Она отступила на шаг, пытаясь укрыться от взгляда его потемневших глаз, но он резко и безжалостно сжал ее плечо.
— Когда пойдешь сегодня спать, посмотри на этот синяк.