Ястреб над океаном
Шрифт:
Крен японского крейсера стал очень заметен, и открытые между башнями правого борта трубы, низвергали в море потоки воды.
– Большая течь, – снова заметил офицер. – Старый Гезей, быть может, и не подозревает, как удачен был его выстрел.
– Если бы мы могли сообщить ему об этом в эту ночь! Крейсера, находившиеся теперь вне досягаемости выстрелов, прекратили стрельбу и удалились на запад.
Был ли «Ибуки» настолько серьезно поврежден, что был вынужден отправиться в Японию? И как он совершит в подобном состоянии путь в две тысячи миль? Оба приятеля совершенно не задавались подобными вопросами: им также предстояло совершить путь, и хотя он был не более шести миль, но крайне опасен, на таком неудобном, как их лодка, судне и ввиду возможности натолкнуться на один из виденных в прошлую ночь миноносцев.
Наступил вечер. Утес Мидуэя исчез в сгустившейся темноте, но старший офицер с «Макензи» тщательно отметил его на компасе под 176° восточной долготы. Лодка была поставлена у входа в расщелину скалы, откуда можно было выйти в открытое море. Она была покрыта брезентом для предохранения от затопления водой, разбрасываемой винтами, а к корме прикрепили сигнальную дощечку вместо руля.
Арчибальд Форстер принял на себя управление, а инженер, наблюдавший за машиной, должен был быть всегда готовым разъединить винты по указанию офицера.
Над брезентом видна была только верхняя часть их туловища, и они напоминали людей в спасательных лодках, отправляющихся на помощь погибающему кораблю и закрытых до пояса палубами.
Было одиннадцать часов вечера, когда лодка отчалила от приютившей их скалы, которая затем благодаря морскому приливу быстро погрузилась до половины в воду.
Если американский офицер сомневался в правильном действии винтов в среде, для которой они вовсе не были предназначены, то теперь он мог успокоиться.
Двигатель дирижабля обладал той именно удивительной гибкостью, которая давала возможность одним поворотом рукоятки, служившей для впускания газа, сделать двести или две тысячи оборотов. Скорость вращения на оси, доведенная до минимума, уменьшалась еще сопротивлением воды и не вызывала таким образом в винтах тех резких толчков, последствием которых являлись наполнявшие лодку брызги воды и шум, слышный издалека. Проехав милю, Арчибальд Форстер успокоился и был неистощим в похвалах по адресу мотора и равномерности его бесшумного хода.
– Мы потратим не больше часа на эти шесть миль, – сказал он. – А я боялся, что нам придется употребить на эту переправу половину ночи.
Единственное неудобство представлял густой мрак. Ежеминутно они рисковали натолкнуться на японский миноносец, бродивший без огня вокруг острова, и неоднократно обоим приятелям казалось, что они различают неясно отражающийся на черном небе пурпурный отблеск, озаряемый искрами, как бы от пламенного дыхания трубы миноносца-истребителя. Морис Рембо останавливал мотор и оба, напрягая слух, вглядывались в темноту.
Американский лейтенант, не спуская глаз со своего светящегося карманного компаса, скомандовал: «Стоп!». Прошло полтора часа, как они покинули свою скалу: Мидуэй был уже недалеко.
Так как на форте не было никаких огней, то нужно было выждать появление луны, которая вскоре выделит на горизонте скалистый силуэт крепости.
И еще целый час лодка дирижабля качала двух людей на небольших волнах, которые временами светились от миллиардов инфузорий, морских звезд и нереид, освещающих экваториальные моря.
Наконец около двух часов ночи бледный свет оповестил о восходе луны, и немного левее, на расстоянии мили, показалась черная громада.
Лейтенант облегченно вздохнул, так как он боялся, что их отнесло течением, как в прошедшую ночь, и в таком случае, не зная направления этого течения и не имея возможности определить место по карте, пришлось бы ждать утра для того, чтобы добраться до Мидуэя.
А бродить среди бела дня в этих опасных местах – это значило роковым образом попасть в руки японцев. Двадцать минут спустя, идя замедленным ходом, они очутились под скалой, возвышающейся над крепостью Мидуэя.
Она произвела на них впечатление громады с обрывистыми стенами, что-то вроде сказочных замков, служивших убежищем для скандинавских пиратов у входа во фиорды. Вместо песчаного берега, который они искали для того, чтоб причалить, – они натолкнулись на вертикальную стену и вынуждены были объехать остров, погруженный во мрак и тишину.
– Вероятно, караулят, – пробормотал американец, – в нас будут стрелять!
И опасаясь этого, они молчали. Они удалились, боясь привлечь внимание часовых шумом мотора, и после многочисленных бесплодных усилий очутились в небольшом канале, очевидно, прорытом руками людей, который как бы уходил вглубь на двадцать метров в туннель, казавшийся в темноте гигантских размеров. Лодка направлялась туда бесшумно, при помощи доски, служившей рулем. Но очень скоро она наткнулась на загородку, устроенную в уровень с водой.
– Бон, – пробормотал американец… – Если нас поймают здесь – в нас будут не только стрелять из ружей, но встретят залпами из митральезы… Вероятно, там наверху стоят одна или две пушки, караулящие этот выход.
После некоторых попыток высадиться на берег они должны были отказаться от мысли взобраться на отвесную стену, окружавшую вход в канал, и снова вышли в море.
– Теперь я убежден, что японцы не высадятся ночью, – ворчал американец, стараясь разглядеть расщелину в этой неприступной скале, – но это еще не улучшает нашего положения…
Неожиданно на вершине скалы сверкнула молния. Белый пучок лучей упал на стену, рассыпался мириадами искр по гребню волн и после нескольких колебаний направился ко входу в канал, только что покинутый лодкой.
– Пора! – сказал инженер. – Еще минута – и мы будем осыпаны картечью.
– Скорее! – прервал американец. – Соединяйте!
Винты прорезали воду, и лодка со страшной силой ударилась о скалистую стену, возвышавшуюся перед ней. Толчок был так силен, что лейтенант, склонившийся к корме с доской в руке, чуть не был сброшен в море…