Ястреб над океаном
Шрифт:
– Сколько времени понадобится «Колорадо», чтобы прибыть туда? – спросил Морис Рембо, старавшийся скрыть под маской спокойствия свой собственный страх.
– Ровно шесть дней, если делать в среднем двадцать два узла. Я могу довести скорость до двадцати четырех узлов и сделаю это, если нужно будет в последние сутки. Но все находится в зависимости от того проклятого вопроса об угле. А если судно очутится лишенным угля, то есть совершенно обезоруженным, близ попавшей во власть японцам крепости Мидуэй – это будет ужасно!
– Какое расстояние отсюда до Мидуэя?
– По прямой линии – три тысячи двести миль… Но мы вынуждены удлинить наш путь приблизительно на двести пятьдесят миль, по распоряжению адмирала, считающего необходимым, чтобы мы мимоходом уничтожили эту воздушную электрическую станцию, о которой вы говорили. Для этого нужно плыть наискось к острову Гавайи, между тем как по прямой линии мы отклонились бы на восемьсот миль от него. Но крайне важно восстановить сообщение между флотом и материком, и поэтому нам не приходится раздумывать. Не откажите только, мой дорогой инженер, определить точное, на ваш взгляд, местонахождение этого проклятого судна!
Морис Рембо сейчас же, без долгих размышлений, определил это место.
Судя по времени прохождения над ним, это было в 850 милях от острова Гавайи и в 1250 милях от города Сан-Франциско. Местонахождение его было обозначено красным крестом на карте.
– Мы должны добраться туда в пятьдесят пять часов, – рассчитал командир судна. – Через два дня в полночь мы будем не более как на расстоянии четырех часов от него. Следовательно, мы можем начать наши действия ночью, и если это дьявольское судно не переменило своего места, то оно не спасется от нас… Оно вооружено?
– Я не заметил ни башен, ни военных марсов, но не ручаюсь, что там нет пушек.
– Конечно, есть, но как вооруженный пакетбот в военное время он может защищаться только против миноносца или однородных с ним пакетботов. Достаточно одного нашего снаряда, пущенного по ватерлинии, чтобы одним ударом пустить его ко дну.
– Не лучше ли завладеть им и воспользоваться прекрасным материалом, который они привели в действие? – спросил адъютант, молодой лейтенант корабля, шотландец, оказавший Морису Рембо самый теплый прием.
– Конечно, мой друг Патрик! Но если он пустится к югу или юго-западу, нельзя терять и получаса на погоню за ним; мы потопим его сейчас же и направим свой путь к Мидуэю. Сообщите командирам миноносцев точное местоположение судна и роль каждого из них во время открытия военных действий. Для этого нужно, чтобы «Ракета» была послезавтра в авангарде с шести часов утра, плыть за ним в течение следующей ночи и видеть его на рассвете. «Буян» будет в то же время держаться в десяти градусах к юго-западу для того, чтобы остановить всякую попытку бежать налево, а «Торпеда» направится прямо на него, предшествуя мне только на две мили. Сообщите все эти распоряжения командиру «Монтаны», который будет плавать с потушенными огнями.
– Лишь бы только это проклятое судно не ушло раньше! – прибавил старый офицер.
– Во всяком случае, в настоящую минуту оно находится там и продолжает свою проделку, – сказал адъютант, – так как мы только что пробовали телеграфировать в Окленд и получили неизменный ответ: «не понимаем».
– Нужно прекратить посылку радиограмм, – сказал командир Гезей, – так как у неприятеля имеются, в свою очередь, приборы-приемники силы, и вы знаете, что они могут таким образом определить по интенсивности электрических волн расстояние, с которого им отправлена депеша. И поэтому, даже не поняв того, что мы хотим сообщить, они могут отлично узнать о приближении к ним и, спасаясь от нас, расположиться в ином месте.
– Как жаль, что вопрос о направлении волн Герца еще не разрешен! – сказал старший офицер.
– Это ничем не помогло бы в данном случае, – сказал Морис Рембо. – Если бы мы могли отсюда направить в Ванкувер, например, радиограммы, которых никто не мог бы перехватить и которые были бы направлены исключительно в Ванкувер, то из этого еще не следует, что источник электрической силы, внесший путаницу на две или три тысячи миль в окружности, не противопоставил бы свои волны нашим и сделал бы их непонятными. Разрешение проблемы лежит, главным образом, в синхронизме (одновременности) вибраций и гармоническом действии манипуляторов и приемников, вполне согласованных для определенной длины волн. Стоило бы только записывать эти волны – и всякая посторонняя пертурбация, как бы энергична она ни была, стала бы бессильной.
– Если только противнику неизвестна длина волны, для которой установлен синхронизм, – сказал адъютант. – Но при содействии достигшей совершенства системы шпионства, введенной всюду японцами, можно быть уверенным, что японские инженеры узнали бы эту подробность. Вспомните известную историю, когда наш морской офицер встретил своего бывшего боя-слугу в качестве командира японского крейсера. Вот почему меня нисколько не удивило бы, если бы они были уже извещены о нашем отъезде из Сан-Франциско.
– Разве это возможно, когда они сами делают все депеши непонятными?
– Кто знает – быть может, они приурочивают эту общую пертурбацию к заранее условленному часу, например от двенадцати часов ночи до половины первого, и в это условленное время аппарат, установленный без вашего ведома на верхушке одного из небоскребов во Фриско, передает им под известным шифром итоги дневных происшествий?
На эту весьма правдоподобную гипотезу не было сделано никакого возражения, и разговор перешел на тактику, которой следует держаться во время беспощадной войны, разгорающейся между двумя державами на Тихом океане. Командир Гезей уверял, что Соединенные Штаты одержат победу благодаря неистощимым финансовым ресурсам, каких, несомненно, лишены их противники, а старший офицер утверждал, что, даже владея Гавайскими островами, американский флот не может нанести Японии большого вреда, потому что он будет лишен возможности высадиться на берег, охраняемый также могущественной армией.
– В таком случае война будет длиться долго, а мы только этого и желаем, – сказал командир судна, – так как в таком случае истощим Японию.
– Нет, вы не обессилите ее – у нее будет весь Китай в качестве клиента, и он поддержит ее.
– Но закрыв Китай для других держав, она восстановит против себя всю Европу.
Морис Рембо не слушал.
Страшная усталость смыкала его глаза, и он был совершенно измучен событиями предыдущих дней. Он удалился в свою каюту, где опустился на кровать, прижимая к губам, ленту, которая в его воображении была покрыта волной золотистых волос.