Язычник
Шрифт:
Пять тысяч киевских дружинников вошли в Новгород ранним утром. Стража из городского ополчения безропотно открыла им ворота. Так же безропотно указала путь к княжьему терему-Детинцу.
Владимира там уже не было.
Однако постель князя была, можно сказать, еще теплой.
Лют сердито сплюнул на голову белого медведя, шкурой которого был выстелен пол в опочивальне Владимира, но гнаться за беглецом не стал. Бесполезно. Княжья дворня (холопов, ясное дело, Владимир с собой не взял)
Утешились, пограбив княжье подворье.
Затем собрали вече. Объявили волю Киева.
Вече приняло эту волю спокойно. Пять тысяч бронных дружинников стояли кругом: руки на мечах, луки у бедра. Глядели грозно и страшно. Испугался вольный Новгород. Не рискнул спорить. Тем более что и князь пример покорности подал: сбежал.
Через две седьмицы Лют ушел, забрав с собой дани на две тысячи гривен и оставив взамен двух Ярополковых наместников, десятка два тиунов и дружину в семьсот клинков.
Ушел не в Киев, а к Варяжскому морю: немножко потрясти чудь (новгородских, кстати, данников), а затем сплавать в Упсалу – поторговать. А по дороге, глядишь, еще кое-какими товарами разжиться. Четыре с лишком тысячи отборных воинов многое могут… наторговать.
Лют был настоящим варягом. То есть повадкой мало отличался от викинга-скандинава. А викинг платит за товар только в одном случае: когда не может взять его бесплатно.
Владимир, узнав, что Лют наконец убрался, послал в Новгород человека с вопросом, ждут ли его новгородцы? Коли ждут, так он придет.
Новгородцы ответили отрицательно: мол, коли сбежал, так и бегай дальше.
Владимир в сердцах порвал бересту и ушел в Сюллингфьёрд. К Дагмару.
Через три месяца после того, как в Новгороде переменилась власть, в ворота Блудова подворья в Родне постучался путник-кривич. Его принялись было гнать, но путник показал особую монету, и его впустили. Самого боярина в то время в Родне не было.
Ключник, бывший на подворье за старшего, послал оповестить господина, путника велел принять как гостя, помыть, накормить и спать уложить в хоромах, а не на конюшне, где обычно устраивали всякую голь.
Боярин прискакал на следующий день. Затворился с путником в горнице и говорил почти до полудня.
Позже путник уехал, а боярин позвал ключника и приказал сурово:
– Если кто сболтнет лишнего – язык вырву. Тебе – первому.
– …Князь мой благодарит тебя сердечно за предупреждение.
Сейчас те, кто видел путника-кривича у ворот, пожалуй, не признали бы его. Приниженной повадки смерда как не бывало. Перед боярином стоял уверенный в себе муж. Не смерд – воин.
– Прими сей скромный дружеский дар! – Кривич протянул Блуду золотой крест в четверть нурманской марки весом, изукрашенный крупными рубинами.
– Франкская работа? – спросил Блуд, принимая и разглядывая крест.
Кривич пожал плечами.
– Тебе нравится? – спросил он.
– Дорогой дар, – Блуд коснулся губами креста. – И цены немалой.
– Мой князь ценит друзей, – сказал кривич. – Будь ему другом – и благодарность его превысит твои ожидания.
– Я и так друг твоему князю, – заверил Блуд. – Разве я это не доказал?
Кривич покачал головой.
– Пока ты лишь оказал князю услугу, – произнес он строго. – От друга князь потребует большего.
– Чего же? – Блуд насторожился.
Если Владимир потребует убить Ярополка, Блуд откажет. Слишком опасно.
– Свенельд, – сказал кривич. – Сделай так, чтобы князь прогнал его.
– Это будет непросто, – Блуд сделал вид, что размышляет. – И не быстро.
– Мой князь тебя не торопит, – заметил кривич – Ему тоже потребуется время, чтобы… – кривич умолк.
– …Чтобы вернуться, – продолжил за него Блуд. – Я не сомневаюсь в том, что твой князь вернется в Новгород.
– В Новгород он мог бы вернуться и сейчас, – сказал кривич. – Ты понимаешь меня?
– Ты можешь говорить прямо, – заметил боярин. – В моем доме нет слишком длинных ушей. Я их отрезаю.
– Свенельд, – напомнил кривич. – Ты мне не ответил.
– Хорошо, – сказал Блуд. – Я попробую. Когда ты уезжаешь?
– Сейчас, – ответил кривич. – Ведь мы договорились.
– Да, – твердо сказал Блуд.
Как, однако, приятно, когда тебе платят за то, чтобы убрать твоего собственного врага. Причем – платят дважды.
И все потому, что он, Блуд, достаточно умен и ни разу не выказал своей неприязни к Свенельду.
К сожалению, тот замечательный план, что придумали ромеи, придется отложить до весны. Или даже до следующего лета. То есть – до возвращения Люта Свенельдича.
Глава девятнадцатая
Тмуторокань – врата сурожские
976 год от Рождества Христова
Зиму и начало весны Славка провел в Тмуторокани, в гостях у Йонаха и его отца Машега. Отец и сын были очень похожи: худощавые, некрупные (Славкина сестра Данка и то ростом повыше мужа), зато очень быстрые и ловкие. У Машега было три жены (одна совсем молоденькая, ромейка из Климатов), у Йонаха жена одна, Данка, зато имелись четыре наложницы, которые были у Данки на побегушках. Славка переспал со всеми четырьмя (с подачи Йонаха, конечно), и одна, кареглазая, мягкая и гибкая, как сонная кошка, сирийка, даже забеременела. От хозяина или от Славки – неизвестно. Да и неважно. Ребенок все равно будет считаться отпрыском Йонаха.