Язычник
Шрифт:
Ночной визит незнакомцев встревожил всех, даже Юст казался обеспокоенным и не вполне уверенным в себе.
– Перейдем Гнилую мель ночью, до вечера будем отдыхать, – объявил он и, поколебавшись, добавил без угрозы: – Кто не согласен, пусть скажет.
День занимался ясный, не обещая ни волглой мороси, ни непроглядного тумана. Видимость – как назло – от горизонта до горизонта.
– Через Гнилую мель только ночью, – подобострастно, как показалось Кристи, поддержал Эрвин. – Проскочим, если не нашумим. И лучше обойтись без фонариков.
Юст посмотрел на него с подозрением.
– Насчет прилива и лун – точно?
– Я подсчитал.
– Гляди, умник, не ошибись… Ну-ка все осмотрелись! Ни у кого ничего не пропало?
Не пропало ни одной вещи – как видно, ночные гости испугались голосов дежурных и не решились приблизиться, – но все понимали главное: новых встреч с обитателями Гнилой мели скорее всего не избежать, и готовились к худшему. С утра никуда не тронулись. Юст обрезал облохматившийся конец веревки, велел расплести ее и привязать ножи к шестам. Долго рыскали по болоту вокруг лагеря в надежде найти лозу-бичевку, но не нашли. Почти не нашлось и головастиков – не иначе, на них был изрядный спрос далеко вокруг Гнилой мели. Знакомых хищников не попадалось, а незнакомого либо не увидишь, либо не поймешь, что это хищник, пока он тебя не схватит. Но и незнакомых любителей человечьей плоти не встретилось, кроме жгучей мошкары, ожившей с рассветом. Эрвин первым вымазал лицо грязью и подставил солнцу, чтобы быстрее затвердела защитная корка. Очень скоро его примеру последовали и остальные.
Пищу не делили. Кто замечал головастика, тот, дрожа от голода и вожделения, не мог успокоиться, пока ему не удавалось схватить его и отправить в рот, и был безутешен, если головастик успевал ушмыгнуть в зыбун. Ян Обермайер, чья благообразная седая грива давно уже превратилась в грязный ком, а колено за ночь распухло до того, что пришлось дополнительно надрезать штанину, страдая от боли, попробовал жевать соплодия водорослей, но сейчас же выплюнул их с отвращением и долго отплевывался, мыча и мотая головой.
Он так ничего и не нашел, если не считать нескольких крошечных слизнеобразных созданий, прицепившихся снизу к ленточным водорослям, слишком ничтожных, чтобы тратить силы на их поиски. Проповедник явно это понимал. Никто не знал, могли ли они вообще служить пищей, но, по-видимому, яда в них не содержалось.
Полоска Гнилой мели, растаявшая было в лучах восходящего светила, теперь отчетливо различалась на горизонте. Две спешащие к ней далекие фигуры давно исчезли. Ни вблизи, ни вдали ничто не выдавало чужого присутствия.
– Чего им сюда хлюпать? – мрачно озвучил Валентин. – Разведали, сколько нас, теперь ждут. Мимо Гнилой мели не промахнешься.
Никто ему не ответил – глупо возражать против очевидного. Сколь бы недалек умом ни был человек, пять суток в Саргассовом болоте собьют доверчивость с кого угодно. Люди Гнилой мели… можно себе представить, каковы они!
Кристи не пыталась обмануть себя. Многочисленные люди, раз основательно подъели головастиков чуть ли не на полдня
До полудня отдыхали, набираясь сил перед ночным рывком. Спали, разморившись под лучами солнца, искали головастиков, цедили и пили солоноватую грязь, отходили опорожниться и снова спали, пока Обермайер не поднял тревогу, первым заметив медленное колыхание зыбуна. Кто-то большой и грузный нетерпеливо пропихивал громоздкое тело сквозь гиблую торфяную взвесь под зыбуном, торопясь добраться до беспечных существ, осмелившихся топтаться в его владениях. В ста шагах от бивака он ощутил под собою дно, отчего водорослевый ковер над чудовищем вздулся пологим бугром. Бугор рос, приближался.
Был ли это язычник или иная, еще незнакомая тварь, никто не собирался выяснять.
Теперь первую связку возглавлял Валентин – так распорядился Юст. Эрвина он поставил вторым, за ним Кристи. Сам встал во второй связке между Лейлой и Джобом, которому выпало послужить буксиром для Обермайера – тот плелся последним, сильно припадая на больную ногу.
Кристи заметила, что Эрвин держит голову несколько набок.
– Как твоя шея, болит? – не выдержала она.
Эрвин с усилием повернул голову. Кристи показалось, что, не будь его лицо скрыто под коркой грязи, оно все равно было бы черным.
– Кусаная рана. Я бы предпочел резаную. Наверно, в слюне той твари была какая-то гадость…
– Я могу взять твой рюкзачок.
– Не нужно. Ты и без того тянешь ящик.
Чем яснее вырисовывалась темная полоса на горизонте, тем легче становилось идти. Никто больше не проваливался, хотя жижа по-прежнему охотно выдавливалась из-под мокроступов. Ленточных водорослей стало меньше, появился мох. Кое-где укоренились чахлые корявые кусты. Болото словно вывернулось наизнанку, явив иную свою сторону – надежную и по сравнению с оставшимися за спиной хлябями почти приветливую.
Солнце еще висело высоко, когда полоса на горизонте расширилась и придвинулась. Отсюда уже можно было разглядеть сплошные заросли кустов, обрамляющих Гнилую мель, а может быть, и покрывающих ее целиком. Здесь и остановились, чтобы дождаться темноты. Юст проткнул шестом пружинящий субстрат под ногами и, вогнав в него шест едва ли не на всю длину, нащупал дно. Пожалуй, нападения язычника здесь можно было не опасаться.
Люди не показывались.
– За нами наблюдают, да? – шепнула Кристи Эрвину, улучив момент.
Тот кивнул:
– Наверняка. Ты устала?
– Немного. Больше есть хочется. Язычника бы съела, двустворчатый он там или нет. Вместе со створками.
– На, держи.
Эрвин разжал грязный кулак – на ладони оказались три некрупных головастика, неподвижных и помятых. Два черных, глянцевых, и один пятнистый. Когда Эрвин успел их поймать, как сумел припрятать и чего ему стоило отказаться от них самому, осталось неизвестным.
Кристи непроизвольно сглотнула.
– Это… для меня? – Ее голос дрогнул.