Язычники
Шрифт:
— Ты в безопасности, — шепчет он, боль в его голосе слишком реальна. — Я собираюсь позаботиться о тебе.
Я прижимаю руки к его сильному животу, его кожа липкая на ощупь, когда я отталкиваю его на шаг назад, просто желая принять его.
— Как? Я… — Я обрываю себя и делаю несколько медленных вдохов, пытаясь осознать реальность. — Они подумали, что это я, — говорю я ему. — Я пыталась объяснить. Я кричала, но они не слушали. Они просто продолжали.… было так больно, и они не останавливались. Я… я просто…
— Я знаю, и поверь
Я качаю головой.
— Я больше никогда не хочу их видеть, — говорю я ему, и горячие слезы застилают мне глаза при одной мысли о том, что они будут в моей жизни. — Пожалуйста, не заставляй меня.
Сожаление мелькает в его темных глазах, и, не говоря ни слова, я знаю, что этого не произойдет.
— Прости, детка. Это не вариант, по крайней мере здесь. Тебе больше не нужно их бояться.
— Они пытали меня, Маркус. Не бояться их легче сказать, чем сделать, — хнычу я, когда его взгляд опускается на мой обнаженный живот, отмечая ужасные травмы от автомобильной аварии. — Ты не видел, что они сделали со мной. Это не у тебя в голове образы, воспоминания о руках Леви внутри тебя, пока Роман держал тебя. Ты не знаешь, каково это — спасать свою гребаную жизнь, когда твой брат гонится за тобой, так что не оскорбляй меня, говоря, что мне больше не нужно их бояться.
Маркус тяжело вздыхает, встречаясь со мной взглядом.
— Не думай, что из-за моего имени, я никогда не убегал, спасая свою жизнь. Я был именно в такой ситуации, Шейн. Я знаю эти шрамы так же хорошо, как свои собственные. — Он замолкает на мгновение, перенося свой вес на хирургическую койку, его голос постепенно слабеет, боль просвечивает все ярче. — Я знаю своих братьев. Я знаю их методы, потому что они такие же, как у меня, и поверь мне, когда я говорю, что они обошлись с тобой легко.
Я хмурюсь, когда отодвигаюсь на кровати, незаметно давая ему больше места для отдыха.
— Зачем им это делать? — Я спрашиваю. — Я думала, они хотели моей смерти.
Он качает головой.
— Они действительно хотели твоей смерти, но они предположили, что ты застрелила меня, и хотя мы, возможно, немного не в себе, мы верны нашим братьям. Они ждали, выживу ли я, потому что, если бы это ты застрелила меня, они знали, что я бы хотел убить тебя сам.
Мои глаза расширяются, слова, слетающие с его губ, пугают меня до глубины души.
— А если бы ты умер?
— Иерархия, — говорит он. — Роман старший, поэтому он бы принял на себя убийство.
— Это так хреново, — говорю я, когда он медленно опускается на кровать рядом со мной и берет мою руку в свою. — Я им этого не прощу.
Он пожимает плечами.
— Это твое решение, — говорит он. — Это случилось, этого не изменить,
— Поквитаться? — Я ворчу. — И как, черт возьми, я должна это сделать?
— Я мог бы удерживать их, пока ты набрасываешься на них с мачете, но это не очень весело, так как Роман будет просто лежать и терпеть.
Я в ужасе смотрю на него.
— Ни в коем случае. Переебать твоих братьев с помощью мачете — это не обсуждается, как бы хорошо это сейчас ни звучало. Я знаю, тебя заводит подобное дерьмо, но, в отличие от тебя, у меня есть мораль. Кроме того, если им суждено оказаться на дне, то это будет мой фирменный пиздец.
Раздается тихий стук в дверь, и я поднимаю взгляд, чтобы обнаружить Леви, стоящего в дверном проеме, Романа чуть позади него с двумя массивными волками, выглядывающими в щели.
— Кто окажется на дне? — Леви нервно спрашивает, его голос дрожит и не уверен, чего я никогда не слышала от этого зверя.
Маркус встает, проклятие слетает с его губ, когда боль пронзает его грудь.
— Ты чертовски хорошо знаешь, кто, — говорит он с сильным раздражением в голосе.
Леви кивает, опустив глаза в пол, принимая то, что грядет, без вопросов. Он поднимает взгляд из-под густых ресниц, его обычно бронзовая, теплая кожа приобретает болезненный оттенок белизны.
— Могу я войти? — спрашивает он, неуверенность в его тоне выводит меня из себя. — Твои раны нужно осмотреть, и наложить швы…
— Ты, блядь, заблуждаешься, если думаешь, что я позволю тебе приблизиться ко мне, — выплевываю я, ненависть в моих глазах пронзает его насквозь, в то время как я изо всех сил стараюсь не расплакаться, сам вид его отбрасывает меня назад, на последние сорок восемь часов, к каждому моменту, когда его руки опускались на мое тело.
— Пожалуйста, — бормочет Роман, подходя ближе к Леви, в его обсидиановых глазах тяжелое сожаление, он выглядит абсолютно недовольным собой. — Твои раны необходимо промыть и перевязать должным образом. В противном случае ты можешь подхватить инфекцию, и процесс заживления займет больше времени. Пожалуйста, просто позволь нам привести тебя в порядок, и тогда, клянусь, мы больше никогда к тебе не прикоснемся, если только ты не попросишь.
Я снова смотрю на Маркуса, который, похоже, вот-вот упадет в обморок.
— Ты не можешь это сделать? — Спрашиваю я, доверяя ему всю себя, несмотря на тот факт, что, с какой стороны ни посмотри, в его жилах все еще пульсирует кровь ДеАнджелисов.
— Давай, детка, — говорит Маркус, его дыхание становится поверхностным и затрудненным. — Я знаю, что ты не слепая. Я едва ли продержусь еще минуту, прежде чем погаснет свет. Я знаю, это тяжело, но ты можешь доверять им. Они не причинят тебе вреда.