Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий
Шрифт:
Газали выступил не только как критик суфизма, но и как выдающийся реформатор ислама. Он удачно примирил традиционный рационализм ислама и мистику суфиев, введя таким образом мистические идеи в официальный ислам. Анри Массэ так характеризует суть этого компромисса: «Божественный культ сердца, внутренняя молитва, – учил Газали, – это те пути, по которым человеческое сознание приближается к Богу. <…> Газали ввел мистическую любовь в правоверие. Зато из суфизма он удалил два крайних элемента: безразличие к религиозным обрядам и пантеистический идеал. <…> Словом, он сделал суфизм мудрее, а правоверие – живее» (Массэ, 1963, 164).
Суфизм, говоривший на языке притч, парадоксов и метафор, оказал большое влияние на арабскую и особенно персидскую поэзию.
Проповедь и дидактические жанры
80.
В религии проповедь так же органична, как молитва. Это фундаментальный, первичный жанр религиозной коммуникации. С началом проповеди учение начинает жить в сознании некоторого с о о б щ е с т в а людей. Если Слово Бога, услышанное пророком, – это мистический «первотолчок» в зарождении религии, то проповедь, в которой пророк (наставник) доносит Божье Слово людям, – это «второй толчок», и при этом не мистический, а вполне наблюдаемый. Религия как межличностный коммуникативный процесс начинается именно с проповеди учения людям.
По отношению к Слову Бога всякая проповедь – это текст «второго порядка», слово наставника п о п о в о д у слова Бога. Цель проповеди состоит в донесении смысла слова Бога до сознания людей. Такая передача смысла представляет собой ту или иную адаптацию первичного текста (слова Бога) к возможностям человеческого разума. Адаптация может состоять в полном или частичном переводе первичного текста на более понятный язык, при этом вторичный текст может быть и расширением исходного и, напротив, его сжатием (компрессией). К расширению первичного текста приводят разного рода его толкования (включая раскрытие всякого рода следствий), далее, повторы тех или иных ключевых значений и, наконец, прибавление к тексту новой эмоционально окрашенной, убеждающей или внушающей информации. Адаптирующий эффект сжатия текста связан с тем, что во вторичном тексте оставлены только главные смыслы.
Элементы проповеди (т.е. истолкования некоторого первичного сообщения) могут быть представлены уже в Писании. Это достаточно обычное явление для «Танаха» («Ветхого Завета»), поскольку иудейское Св. Писание представляет собой мифологизированную и с т о р и ю еврейского народа, и в историческое повествование оказались включенными не только заповеди Бога, но и связанные с ними проповеди пророка.
Так, во «Второзаконии» Моисей, передав заповеди Божий народу, затем увещевает людей исполнять заповеди – показывая, насколько они важны, как почетно то, что Бог избрал своим народом именно иудеев, и как опасно невыполнение заповедей: «Вот, я научил вас постановлениям и законам, как повелел мне Господь, Бог мой. <…> Итак, храните и исполняйте их; ибо в этом мудрость ваша и разум ваш пред глазами народов, которые, услышав о всех сих постановлениях, скажут: только этот великий народ есть народ мудрый и разумный» (Втор 4, 5–6).
Ср. также эпизод, показывающий связь и соприкосновение во времени первоисточника вероучения (Писания) и вторичного источника – проповеди (включающей увещевание, перевод и толкование Писания).
Древние иудеи в V в. до н.э. возвращаются из Вавилонского плена в Иерусалим. Они восстанавливают иерусалимскую крепостную стену, и вот на ней благочестивый и ученый священник Ездра, ревнитель иудейской ортодоксии, реставратор религии Яхве, восемь дней подряд (как раз шел иудейский праздник кущей) громко читает народу «Тору». Он читает на древнееврейском языке, однако этот язык плохо понятен народу, несколько поколений которого, находясь в Вавилонском плену, уже перешли на арамейский. Поэтому другие священники здесь же переводят или пересказывают «Тору» на понятном языке, а Ездра при этом толкует непонятное. Именно эти публичные, с городской стены, чтения «Торы», перевод и толкования помогли восстановить иудаизм в после-пленном Иерусалиме. «И принес священник Ездра закон пред собрание мужчин и женщин и всех, которые могли понимать; <…> и читал из него на площади, которая перед Водяными воротами, от рассвета до полудня; <…> и уши всего народа были приклонены к книге закона. <…> Книжник Ездра стоял на деревянном возвышении, которое для него сделали. <…> И открыл Ездра книгу пред глазами всего народа, потому что он стоял выше всего народа. И когда он открыл ее, весь народ встал; <…> и читали из книги, из закона Божия, внятно, и присоединяли толкование, и народ понимал прочитанное <…>; весь народ плакал, слушая слова закона» (Неем 8, 2–9).
81. «Нагорная проповедь» и раннехристианская гомилия. Судьбы церковного красноречия
Знаменитая «Нагорная
Если Десять заповедей «Ветхого Завета» по своей жанрово-коммуникативной природе – это «цитата», «фрагмент» из Откровения, дарованного Богом, то Новозаветная «Нагорная проповедь» Иисуса Христа – это и Откровение Бога и Проповедь Учителя (подобно тому, как Иисус Христос – это и Бог и Человек). По смысловой важности «Нагорная проповедь» – это Откровение, главные заповеди Бога, однако по жанру, по характеру коммуникации (которую воссоздает этот текст), по активности говорящего в стремлении убедить слушателей – это проповедь.
«Нагорная проповедь» позволяет представить черты раннехристианского проповедничества: вселенский и эсхатологический масштаб проповеди, ее озабоченность «последними вопросами» бытия; ее простота, естественность, искренность; ее подчеркнуто некнижный, «уличный» и сугубо устный, неученый характер («праведность книжников и фарисеев» – это то, что последователи Иисуса должны превзойти, учит проповедь); естественная выразительность взволнованной, спорящей и убеждающей речи; ее коммуникативно-риторическая сила и искусность, скорее всего не расчетливые, а стихийные и потому тем более действенные (с обращением к выразительным образам, специальным средствам активизации внимания слушателей и побуждения их к определенным решениям и действиям).
Исторические источники свидетельствуют, что в первые века христианства проповедь была обычным сопровождением собственно службы Богу (литургии) и коллективных молебнов. Св. Иустин, один из ранних отцов церкви (II в.), следующим образом описывает воскресное собрание христиан и его компоненты – читают Писание, затем проповедь, молитвы, собственно литургия (ритуалы благодарения и причащения): «В так называемый день Солнца [т.е. в воскресенье. – Н.М.] бывает у нас собрание в одном месте всех живущих по городам и селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова дает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, тогда, как я выше сказал, приносится хлеб, и вино, и вода; и предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может. Народ выражает свое согласие словом аминь, и бывает раздаяние каждому и приобщение Даров, над коими совершалось Благодарение, а небывшим они посылаются через диаконов» (цит. по работе: Мень, 1991, 34). Наставление и увещание предстоятеля подражать тем прекрасным вещам – это и есть раннехристианская проповедь. Ее называли гомилия (греч. omilia – собрание, сообщество; беседа, учение). Позже возник термин гомилетика – ‘правила составления проповедей; наука о церковном красноречии’. Сохранились сведения, что практические руководства по гомилетике составлял между прочим и Ориген (185–254), знаменитый богослов и библеист.
Воскресная проповедь в средневековом западном христианстве, в особенности в крупных храмах, была достаточно обычным делом. При этом нормативные руководства для проповедников долгое время отсутствовали. Считалось, что пастырское слово о Боге не нуждается в риторических украшениях и что искренняя вера подскажет нужное слово. Отчасти такие взгляды поддерживались видимой простотой, композиционной «невыстроенностью» «Нагорной проповеди» или посланий апостола Павла. Поэтому на технику проповеди не обращалось специального внимания. Один из отцов западной церкви папа Григорий Великий в «Пастырском попечении» (ок. 591) писал: «Кого Господь наполнил, того он тотчас делает красноречивым» (цит. по работе: Гаспаров, 1986, 99). Однако с развитием европейской риторики, с ростом популярности руководств о том, как составлять письма и деловые бумаги, в XIII – XIV вв., появляются учебники и по церковному красноречию (лат. ars praedicandi – искусство проповеди).