Язык в революционное время
Шрифт:
И в тексте, и в отдельно взятом человеческом существе выражаются разные проявления социальных, идеологических и семиотических течений своего времени, которые подают голос изнутри. Но эти проявления подчинены частичному единству индивида, будь то в вымышленном мире и структуре литературного текста или в «квазиорганических» внутренних отношениях и целостностях живой личности. Отсюда важность индивидуальных биографий и интерпретации отдельных текстов для истории идей, обусловленная именно тем, что идеи и концепции контекстуализируются в индивидуальном соединении и идеологические построения становятся «смешанными». Биография отдельных личностей демонстрирует уникальную, непредсказуемую комбинацию и эволюцию разнородных элементов, помещенных в определенные жизненные обстоятельства и сочетающих восприятие и активную деятельность во взаимодействии с другими индивидами и течениями.
Приняв эту позицию, я думаю, мы можем прийти к обобщению, что евреи в этот переходный период — я подчеркиваю и «евреи», и «период» — были особенно склонны к колебаниям между разнообразными возможностями. Радикальное утверждение часто означает лишь преувеличение какого-либо значимого пункта или выдвижение определенной приоритетной позиции, оставляя в тени другие возможности, которые со временем могут вновь проявиться. Многие, начав с радикальных утверждений, к примеру отрицающих еврейское прошлое и религию, со временем пришли к компромиссу, стали относиться
Тот же ивритский писатель Хазаз, который заставил Юдке отрицать еврейскую историю и ненавидеть прошлое и написал пьесу с призывом «Сожжем диаспору!», начал отредактированную версию одной из своих книг словами: «О еврейские местечки, кто оклеветал вас!» (Конечно, сам Хазаз и оклеветал.) А многие из идеологов и писателей того периода прошли в молодости через несколько политических течений, что видно из автобиографических сочинений Табенкина или Берла Кацнельсона. К примеру, идишский поэт Мани Лейб был подмастерьем у сапожника в местечке Северной Украины; он последовательно примыкал к украинским социалистам, русским эсерам, анархистам и социал-демократам; потом он был арестован, бежал в Англию и в Америку, стал идишистом и видным идишским поэтом, ностальгировавшим по восточноевропейскому еврейскому религиозному миру после того, как тот исчез.
Весьма занимательно, что многие молодые интеллектуалы сперва усваивали русскую культуру, а потом возвращались к идишу и ивриту, особенно после погромов и революционных событий 1903–1905 гг. Бер Борохов, чьим родным языком был русский, стал идишским писателем и лингвистом, а также теоретиком и лидером сионистов-социалистов. Рожденный христианином (хотя и еврейского происхождения) и говоривший по-русски Владимир Медем (1879–1923) стал блестящим идишским оратором и лидером Бунда. Русский журналист и поэт Владимир Жаботинский стал идеологом гебраизма, поэтом, военачальником и основателем радикально правого сионистского движения. Поколением раньше русский поэт Довид Эдельштат (1866–1892), родившийся в русскоязычной семье вне черты оседлости, в 1882 г. эмигрировал с обществом Ам Олам в Соединенные Штаты и стал популярным идишским поэтом, политическим журналистом и анархистом. Идеолог возрождения языка иврит Элиезер Бен-Иегуда сначала под влиянием Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Балканах стал русским националистом и славянофилом, и, только прочтя «Даниэля Деронду» [54] , он направил свой националистический дух на сионизм и иврит. Хаим Житловский был русским эсером до того, как стать теоретиком идишизма в Соединенных Штатах. Пинхас Рутенберг был русским эсером, совершил террористический акт против министра внутренних дел России [55] , потом помогал в организации Еврейского легиона в Лондоне во время Первой мировой войны, потом сражался на стороне белых на Гражданской войне в России и, наконец, учредил «Палестинскую электрическую компанию» и был избран председателем еврейского выборного органа в подмандатной Палестине Ваад Леуми. Из русской и европейской культуры эти интеллектуалы приносили в еврейскую среду идеалы светской культуры, и, несмотря на всю свою фанатичную идеологию, они колебались между противоположными полюсами. Жаботинский выразил это в острой форме: «Они скованы железными цепями, люди моего поколения, получившие воспитание на русском языке и превратившиеся в евреев по национальности, железными цепями они прикованы к иноязычной культуре <…> [Русский] язык, которым отравил меня мой учитель, — нет лекарства от него во всем Гилеаде!» (Jabotinsky 1914:406).
54
Роман (1876) Джорджа Элиота (псевдоним английской писательницы Мери Энн Эванс; 1819–1880), один из главных героев которого, еврей, изображается как благородная личность, наделенная положительными чертами. (Примеч. ред.)
55
В начале 1906 г. ЦК партии эсеров, членом которой состоял Рутенберг, поручил ему осуществить казнь священника Гапона как полицейского провокатора и вице-директора Департамента полиции П. Рачковского как организатора провокаций. По настоянию Евно Азефа (одного из руководителей боевой организации эсеров и одновременно тайного агента охранки), опасавшегося разоблачений, ликвидация Рачковского была отменена, но оставлен в силе смертный приговор Гапону. Рутенберг привел его в исполнение, и 28 марта 1906 г. Гапон был повешен в Озерках под Петербургом. (Примеч. ред.)
Большинство достижений этого периода на самом деле принадлежат маленьким молодежным группировкам — чаще всего их участники покидали дом в подростковом возрасте, учились в иешиве и бросили ее или учились ремеслу, испробовали несколько идеологических течений, потом переехали в другое место и присоединились к новому течению в возрасте двадцати с небольшим лет. Элиезер Бен-Иегуда (1858–1922), заложивший основы возрождения иврита, в тринадцать лет уехал из дома в иешиву, потом переехал в другой город и поступил в русскую гимназию, в двадцать лет переехал в Париж, а в двадцать три года эмигрировал в Палестину. Теодор Герцль (1860–1904) в восемнадцать лет переехал из Вены в Будапешт. Билуим, идеологическое движение, присоединившееся к сионистской эмиграции в Израиль в 1881–1882 гг., состояло из молодых людей. «Трудящиеся» Второй алии и их лидеры приехали в том же возрасте: Бен-Гурион в двадцать лет, Александр Зайд в восемнадцать, Ицхак Табенкин в двадцать три года (после того как несколько лет был сионистским активистом в Варшаве и Вене), Берл Кацнельсон в двадцать два. Большинство американских идишских поэтов приехали в Соединенные Штаты в возрасте 18–22 лет: Янкеву Глатштейну было восемнадцать, А. Лейелесу двадцать (в шестнадцать лет он уехал из родной Лодзи в Лондон), Мойше-Лейбу Гальперну двадцать два (но из дома в Вене он уехал в двенадцать), Г. Лейвику (1888–1962) [56] двадцать пять (в восемнадцать его арестовали за революционную деятельность и сослали в Сибирь). Часто они оставляли свой дом в местечке детьми и еще молодыми приезжали на новое место и начинали новое культурное движение. То же самое относится к другим творческим и политическим течениям этого периода.
56
Псевдоним, настоящее имя Лейвик Гальперн; выдающийся идишский поэт, один из зачинателей модернистской литературы на идише. (Примеч. ред.)
Конечно, в жизни человека бывают решения, такие, как отъезд за океан или получение образования на новом языке, которые порождают новые физические факты, изменяют весь сущностный контекст, и их непросто повернуть вспять. Но на уровне сознания такой жесткости нет. Евреи, ассимилировавшиеся в той или иной культуре, могли отбросить или подавить старые модели поведения и дискурса и усвоить новые, но часто какие-то элементы старого проявлялись вместе с новым. То же самое относится к верованиям и убеждениям. Более того, тенденции, выраженные писателями и интеллектуалами, принимаются массой людей, которые не разделяют их полностью, а образуют различные комбинации нового и старого, аргументов «за» и «против», активного и пассивного восприятия.
Это значит, что мы можем вернуться к истории идей и течений, оформившихся в понятные конструкции, абстрагируясь от множества индивидов и текстов — и подкрепляясь их примерами.
12. Взгляд в прошлое: крушение и победа Просвещения
Вернемся к основе этого великого брожения. В XVI в. около двух третей евреев мира проживали в объединенном Польско-Литовском королевстве (после того как их изгнали из Англии, Франции, большей части Италии и Германии, Испании и Португалии). Польско-Литовское королевство тогда было самой большой страной в Европе, протянувшейся от Балтийского моря почти до Черного и от окраин Берлина практически до Москвы. В конечном итоге эта территория стала огромной колыбелью всего ашкеназского еврейства Нового времени — от Москвы до Маньчжурии и от Тель-Авива до Буэнос-Айреса и Лос-Анджелеса. В целом можно сказать, что в Польском королевстве евреи занимали положение посредников между польской знатью и польским правительством в центре страны и подданными, проживавшими на восточных территориях, таких, как обширные просторы Литвы или житницы Украины. Отсюда они распространялись по прилегающим странам — Румынии и Венгрии, а также на запад и за океан. В конце XVIII в., когда Польшу поделили и поглотили соседи — Россия, Пруссия и Австрия, — многочисленное еврейское население вошло в состав этих стран. В России, где евреям раньше жить запрещалось и где теперь оказалось большинство польских евреев, им не разрешалось покидать занимаемые территории, и они оказались заперты в гигантском географическом гетто — черте оседлости (территория нынешней Центральной Польши, Украины, Белоруссии, Литвы, Латвии и некоторых русских городов). В Пруссии (впоследствии ставшей Германией) и в Австрии они двигались на запад, сначала тонкой струйкой, а потом — когда получили на это разрешение — мощным потоком, направляясь преимущественно в столичные города, Вену и Берлин. Так, семейства Шолем и Шокен приехали в Берлин из района Позена (польская Познань), а другие берлинские евреи — из Силезии. Родители Фрейда приехали из еврейских местечек Броды и Тисменица в Восточной Галиции, а другие венские евреи — из Галиции или из Венгрии.
В XIX в. произошел невероятный рост еврейского населения Восточной Европы, усилилась бедность. В 1800 г. в мире было 2,2 млн. евреев, а в 1880 г. — 7,5 млн. [57] В Восточной Европе их число возросло с 1 млн. до 4,25 млн. человек всего за восемьдесят лет! Большинство из них теснились в черте оседлости (лишь немногие привилегированные получали право проживать в самой России). Их посредническая роль в треугольнике польский землевладелец — еврей — украинский крестьянин потеряла смысл, когда польская вершина этого треугольника утратила свое значение. Экономически штетл оставался на задворках капиталистического развития и стал ловушкой для своих быстро плодящихся жителей. Большинство евреев жили не среди носителей господствующего языка, а среди языковых меньшинств: украинцев в Польше, поляков, белорусов и украинцев в России; чехов, венгров и поляков в Австрии и т. д. Это также способствовало их лингвистическому и культурному обособлению, так как они обращались к культуре центральной или доминирующей власти чаще, чем к культуре свои соседей. В черте оседлости евреи составляли меньшинство, но весьма внушительное; они не были разбросаны по всей стране, а жили компактно в местечках или городских кварталах, где были основной массой, тогда как большинство неевреев проживали в деревнях, пригородах и больших городах. На территории современной Белоруссии в начале XX в. почти 70 % населения всех больших и малых городов составляли евреи (см.: Szmeruk 1961).
57
Накануне Второй мировой войны еврейское население мира приближалось к 17 млн. чел.
Когда таким евреям разрешили перемещаться и массами переезжать в национальные центры и столичные города — Варшаву, Вену, Берлин, Москву, Киев, Нью-Йорк, — они бросались в глаза своей культурной и языковой чужеродностью, странным выговором и поведением. Так что возникший в Вене и в других столицах антисемитизм (на котором возрос Гитлер) можно рассматривать как побочный продукт распада большого феодального государства Польша, при котором решения проблемы проживавших там евреев не было найдено. Внезапно на рубеже XIX–XX вв. эта проблема привела к взрыву, и миллионы евреев с чужеродным акцентом наводнили открывшиеся для них большие города и вступили в борьбу за место в развитии новой культуры и экономики.
И в этой ситуации произошли погромы 1881–1882 гг. в черте оседлости в России. Сами эти погромы кажутся вполне невинными, если рассматривать их на фоне последующих событий (в 1881 г. в России было убито всего сорок евреев; в 1882 г. жертв было намного больше, но все это несопоставимо с погромами 1919 г. на Украине). Более того, в народном сознании в украинских погромах не было ничего нового: в популярных народных (в том числе в еврейских народных) песнях о «Хмеле» (Богдане Хмельницком) XVII в. и о Гонте XVIII в. говорилось так, будто они убивали евреев только вчера и до сих пор ходят где-то рядом. Погромы стали потрясением для просвещенных евреев, тонкой прослойки ивритоязычных писателей, веривших в русскую культуру (и невнимательно читавших Достоевского!). Всего за несколько недель до погромов влиятельный светский ивритский писатель Моше-Лейб Лилиенблюм (1843–1910) писал, что такого в России случиться не может. Действительно, волна погромов сделала Хаскалу (Просвещение) банкротом в глазах общества. Потрясение в еврейском мире было очень велико, и оно привело к радикальным выводам о возможностях еврейского существования в России, а возможно, и вообще в диаспоре. Одной из причин такого положения явилось то, что к этому времени возникла новая прослойка молодой интеллигенции, изучавшей русскую и немецкую культуру (если их не допускали в школы, они учились экстерном) и усвоившей европейские концепции культуры, мышления, гордости, красоты, идеологии и исторического действия. Как показал Йонатан Френкель, представители молодой интеллигенции перехватили лидерство в политике и связях еврейской общины в период замешательства, охватившего евреев в 1882 г. Вторая причина потрясения состояла в том, что те же массы, которые всегда инстинктивно предугадывали ситуацию, теперь — под влиянием новых течений, витавших в воздухе, и идеологий, ориентированных на будущее, — пробудились от летаргии и слепого подчинения внеисторичной еврейской судьбе. Прежде всего, они «проголосовали ногами» и эмигрировали, потом стали присоединяться к возникающим политическим движениям. Между 1881 и 1914 г. более 2,5 млн. евреев эмигрировали из Восточной Европы на запад, но в Восточной Европе их численность также выросла.