Йога-клуб. Жизнь ниже шеи
Шрифт:
«Сюзананда Элейсон, — закричит она, — Сюзанн, смилуйся!»
«Верни мне мое имя, — прорычу я, продолжая пинать ее ногами. — Верни мне мое имя, Сью-Дзен, мое настоящее имя, Сью-Хлопок-Одной-Рукой» [35] .
А потом Лу вдруг оговорился.
— Опусти копчик, Сюзанн, — сказал он. — Эээ… то есть Сюзи.
Мы подняли руки к потолку, откинув голову, и я вдруг почувствовала, как влага затекает в уши, струится по щекам и по шее. Мы опустили руки, как лебеди — крылья, и сделали наклон вперед. Слезы побежали вверх по лбу, словно кто-то провел по нему пальцами, защекотали голову. Я держалась за лодыжки, вытирая мокрые щеки о колени.
35
Имеется в виду известный дзен-буддистский коан: «Как звучит хлопок одной рукой?»
Правая
Я не понимала, что со мной происходит. Меня переполняли эмоции. Я ненавидела себя за то, что плачу, за то, что так глупо переживаю из-за какого-то имени, но все это лишь усугубляло рыдания.
Прошел час. Каждый раз, когда мне уже казалось, что самообладание вернулось ко мне и я могу снова дышать, Лу называл меня «Сюзи», и гнетущая боль возобновлялась. За этот час я прожила все двадцать пять лет, что носила это имя. Перед глазами проносились лица родителей, братьев, сестры, бабушки с дедушкой, прабабки и прадеда, друзей — и все называли меня Сюзи. Своей Сюзи. То место, где я была Сюзи, мне вскоре предстояло покинуть навсегда. Мой дом.
Я легла на коврик, чтобы отдохнуть, и перевела дыхание. Потом меня снова затрясло. И тут — Богом клянусь — я разделилась надвое.
Я поднялась к тростниковому потолку вантилана и зависла над балками вместе с гекконами. Посмотрела вниз и увидела себя. Брюнетка на розовом коврике. Она плакала. А потом я очутилась рядом с ней на деревянном полу. Обняла «ее» за талию, чувствуя ее прерывистое дыхание. Прижалась к ней, пока она не успокоилась, и услышала, как ее сердце бьется у меня в груди. А потом, не говоря ни слова, напомнила ей, что сегодня день, когда Джона переезжает в Нью-Йорк.
6
Ничье дитя
И верно, на семинаре мы поносили всех и вся. Для себя мы решили, что… эти люди, «профессиональные гуру», на самом деле всего лишь лицемеры, позеры, пустышки. И, основываясь на этом решении, сделали удобный для себя вывод: если уж гуру не соблюдают свои мнимые принципы, то мы и подавно не должны их соблюдать.
В двадцать восемь лет я подсела на чай, купленный в одной популярной йога-студии на Манхэттене. Все занятие я чихала, и после преподавательница — актриса необыкновенной красоты, с волосами цвета воронова крыла, — повела меня в бутик при студии и посоветовала купить свой любимый нети-пот, эвкалиптовые соли для ванны и чай, один аромат которого вызывал ассоциации с «детьми цветов». Уж не знаю, помог ли чай укрепить иммунитет, но мне нравилось его пить, потому что на каждом пакетике было напечатано какое-нибудь мудрое высказывание. Например, мое любимое.
Что такое йога? Йога — это когда ты открываешься и впускаешь в себя всю Вселенную.
Простите мою испорченность, но вам не кажется, что это немного смахивает на «всем понемножку даю»?
Именно так я себя и чувствовала в тот день, когда Джона переехал в Нью-Йорк, а у меня в вантилане случилась истерика. Высокодуховной шлюхой. Я потратила несколько недель на то, чтобы превратиться в одного из этих слезливых, сверхэмоциональных духовных искателей, которые вечно катаются вверх-вниз на американских горках экспериментов с сознанием. А ведь если взглянуть под другим углом, все это очень смахивает на эмоциональную мастурбацию. Я огляделась на предыдущие недели — и с трудом поверила тому, что увидела: куда подевался мой скептицизм? критический ум? Неужели я стану одной из тех скиталиц, что странствуют от йога-семинара к ашраму, от ашрама к индейской паровой бане в вечных поисках очередной дозы духовности, очередного пробуждения кундалини, очередного очищения? Если бы я ощущала необходимость постоянно находиться в состоянии духовного прозрения, откуда бы у меня взялись силы жить за пределами ритрита? Жизнь после ритрита. Я ведь уже несколько недель не задумывалась о своей настоящей жизни, о тех вполне реальных изменениях, что меня ждут. Поэтому меня так и потрясло, когда я услышала свое «домашнее» имя: меня словно вытолкнули из уютного гнездышка в реальный мир. Точнее, в иллюзорный мир птички с нижней ветки, где жили, дышали и чего-то от меня ждали мои привязанности, эго и желания. Как ведро ледяной воды на голову, на меня обрушилось понимание, что, невзирая на эти несколько недель, я смотрела вперед и по-прежнему видела все то же самое: утраты и смерть.
Все то, что заставило меня отдалиться от мира и уехать на семинар.
Индра посчитала, что истерика пошла мне на пользу. После занятия она села рядом, обняла меня и погладила, а я поплакала еще немного. Она была очень добра ко мне. В глазах читалась искренняя тревога. Когда я успокоилась, она предложила продолжить эту своеобразную терапию — называть меня Сюзи, чтобы помочь преодолеть страх по поводу переезда из родного города.
Я знала, что стоит мне согласиться, и в оставшиеся недели нас ждет много разговоров один на один. Индра будет чаще подходить ко мне, чтобы проверить, как у меня дела, удалось ли мне сбросить влияние «домашнего» имени благодаря его частому повторению. У меня появится шанс заполучить Индру в свое безраздельное пользование, завоевать ее внимание, одобрение и любовь. Право потребовать, чтобы мы больше времени проводили наедине, обсуждая наши жизни, наш путь и принципы. И как знать? Возможно, все это привело бы меня к Богу, который, я чувствовала, уже где-то рядом, и мне удалось бы преодолеть тягу своего ума к критике всех и вся. Индра могла бы помочь мне подготовиться к нашему совместному с Джоной будущему.
Я быстро обдумала эти перспективы, а Индра тем временем дружелюбно и с надеждой взирала на меня своими добрыми карими глазами — совсем как в первый раз, когда я пришла к ней за советом. А потом как можно более спокойным голосом ответила:
— Ну уж нет.
Индра была разочарована. Я по лицу видела.
Разочарована и удивлена. Она кивнула, проговорив:
— Это твое решение, разумеется, но…
Самое забавное, что мне было плевать на ее реакцию. Напротив, я была почти рада, что она так расстроилась.
Видите ли, это было неизбежно. Этот ритрит длился уже несколько недель. Но когда занимаешься йогой по восемь часов в день, дни кажутся неделями, а недели — месяцами. По ощущениям этот семинар длился для меня уже лет пятнадцать. Я была тинейджером в стране йога-семинаров. И подростковый бунт не замедлил себя ждать. В какой-то момент на извилистом пути от одной недели к следующей Индра и Лу перестали быть кумирами и превратились в суррогатных родителей, настаивающих, чтобы я во всем с ними соглашалась. Ела только то, что едят они, пила только те жидкости тела, что пьют они, и ходила в церковь, то есть в вантилан, строго по расписанию.
Матери всегда достается больше отца от внезапно повзрослевшей дочери. Мне не в чем было упрекнуть Лу, но, глядя на Индру, я видела женщину, которая хочет, чтобы я выросла и стала такой, как она. И впервые за многие месяцы мне захотелось снова быть собой. Мне до смерти захотелось выпить крепкого кофе, увидеть серое небо над Сиэтлом. Надеть свитер и оказаться среди людей, которые чертыхаются по поводу и без.
Все подростки задумываются о том, воспитывали ли их правильно, могли ли их родители что-то сделать иначе. В случае с Индрой у меня возникли сомнения в ее искренности, и я стала подкапываться, искать подвохи. Торг за статуэтки в вантилане и конфликт с Джессикой по поводу оплаты лекций заставили меня задуматься, что, возможно, она воспринимает нас как клиентов, а не как учеников. Я не понимала, как на йога-семинаре вообще можно поднимать вопрос денег. Может, она манипулирует нами, чтобы выудить больше наличных? Как истолковать случай с Джессикой — пытается ли она контролировать ее или просто защищает интересы Сью-Дзен? Или и то, и другое? Я вспомнила собственные финансовые грехи — как пыталась надуть Лу и его студию, потому что мне хотелось заниматься йогой, а это стоило больше, чем я могла себе позволить. Я понимала, что поступаю неправильно, но что, если Карли была права и деньги действительно извращают суть духовной практики? Может, йога-студии должны быть как церкви, где все жертвуют, кто сколько сможет, и тем самым обеспечивают существование этого заведения, но не более того? Или же как фитнес-клубы — там не нужно исповедовать веру в Бога или философию, чтобы хорошо пропотеть на эллиптическом тренажере, а тренерам нет дела до вашего эго.
Через пару месяцев после возвращения с Бали сестра прилетела ко мне в Нью-Йорк, чтобы помочь с переездом. Ко дню ее отъезда я уже нашла работу, йога-студию неподалеку и футон, достаточно большой, чтобы мы с Джоной могли на нем разместиться.
У нас с Джоной вскоре появились друзья, ставшие нашей «городской семьей». Со временем эти ребята перезнакомились со всеми моими братьями и сестрами, родными и двоюродными, тетушками и дядюшками, которые приезжали навещать нас в Нью-Йорке. И многие обратили внимание, что в семье меня никто не называет Сюзанн. Сюзи меня звали только те друзья, которых я знала с начальной школы, поэтому услышать, что эти новые друзья зовут меня, как самые близкие, было странно, но и удивительно. На Бали я боялась этого. В Нью-Йорке же это напоминало мне о том, что меня любят.