Йоханнес Кабал, Некромант
Шрифт:
было сказать, где заканчивается поезд и начинается ночное небо.
Тонкая красная линия, цвета венозной крови, тянулась вдоль котла и украшала путеочиститель
и дымовую трубу — единственная яркая деталь. Но по-настоящему привлекал внимание первый
вагон после тендера.
Красным и жёлтым цветом по чёрно-синему фону вились и переплетались в замысловатых
узорах буквы в названии ярмарки. Вычурно, но читаемо с первого взгляда. Его спутник остановился и
засмеялся.
—
— Я знал, что без твоей помощи всё это — дохлый номер. Кроме того, ты мог меня убить. В
любом случае, почему бы не надеяться на лучшее?
Костинз заметил их и спустился на пути.
— Привет, босс! Как тебе? — Он показал на вывеску. — "Всемирно известная ярмарка братьев
Кабалов", как ты и просил.
— Отличная работа, мистер Костинз. Я знал, что на тебя можно положиться. Кстати, хочу
представить...
Его спутник шагнул вперёд и, улыбаясь, протянул Костинзу руку.
— Хорст Кабал. Рад знакомству.
ГЛАВА 4
Йоханнес Кабал сидел за письменным столом, наблюдая, как покачивается пресс-папье.
Напротив, в дальнем углу стоял большой длинный сундук. При виде такого предмета мебели
добродушные дядюшки — что может быть хуже? — обычно со смехом восклицают: "Что это тут у
нас? У тебя в нём часом не труп? "
Конечно, труп. Внутри, на слое одеял, лежало тело его брата, безжизненное, но до обидного
красивое. Природное обаяние Хорста и так всегда раздражало Кабала, а тот факт, что из него
получился ещё и привлекательный мертвец, едва у него появилась возможность привести себя в
порядок, можно считать чуть ли не оскорблением.
Кабал широко раскрыл глаза, поморгал, беспощадно расправился с зевком. Солнце почти село.
Он встал и подошёл к окну. Мимо, багровея под облачным небом, проносился сельский пейзаж. Они
покидали болотистые равнины и взбирались на невысокие холмы к северу. Ещё с минуту он смотрел
на закат, пытаясь отыскать то прекрасное, что когда-то в них находил. Затем развернулся и пошёл к
столу. На полпути остановился, услышав свисток локомотива.
Чёрный поезд устремился к темнеющему горизонту. Время от времени раздавался стон
парового свистка: тоскливый, жалобный звук, в котором слышались угроза и надрывный ужас, будто
чудище-Грендель зовёт свою мать. За шнур свистка в просторной кабине локомотива по очереди
тянули Деннис и Дензил.
Джонса. Ещё никогда эти двое не выглядели так хорошо. Сейчас Дензил с важным видом следил за
тем, как Деннис бросает полено за поленом в топку. «Всё идёт как надо», — с отрешённостью,
свойственной мертвецу думал Дензил. Этот способ мышления не особо отличался от того, как он
мыслил раньше, так что адаптация прошла быстро. Втайне он был рад, что для этого ему не пришлось
есть человеческие мозги. От пирога с фаршем и почками его тошнило. Правда, ему теперь не очень-то
и хотелось печёного мяса. Но это, скорее, потому что он теперь вращается в элитных кругах. В итоге
он решил, что не отказался бы от бифштекса по-татарски из сырого мяса — блюда без сомнения
изысканного. Он принюхался. Несмотря на изредка вылетающую струйку древесного дыма от
зелёных поленьев, воздух был чист и свеж. И всё же он отчётливо чувствовал запах готовящейся
пищи. Наверное, во всём виноваты мысли о еде. Потом он заметил, что облокотился прямо о стенку
топки, и его левая рука уже «прожарилась» больше, чем положено. Будь это бифштекс, а не рука, он
бы наверняка отослал его повару, сопроводив парой резких замечаний. Вот и сейчас, Дензил сказал
своё первое слово с тех пор, как сменил образ жизни — хорошим это слово не было.
За локомотивом тянулись пассажирские и товарные вагоны со строительными материалами,
ящиками, существами, которые сошли бы за людей при плохом освещении, и другими, чей вид
сомнения не вызывал. Последние восемь ночей Хорст работал не покладая рук: изучал всё, что есть в
наличии, кое-что выбрасывал, придумывал заново, составлял планы, графики и расписания. А в
дневное время Кабал обеспечивал их выполнение. Он, бывало, перепоручал ту или иную работу, но её
цель не изменял никогда. Ему приходилось безоговорочно доверять Хорсту. Поначалу, заботясь о
том, как бы не разбазарить попусту кровь Сатаны, он спрашивал, почему было принято то или иное
решение. Почему вот этот зазывала выглядит именно так? Почему выбрали именно такой ларёк?
Почему вот это представление оставили, а вон то — нет?
— Вот, посмотри-ка, — сказал как-то Хорст, взяв две таблички: одну из стопки под названием
«принято», вторую из стопки «дрова». Кабал посмотрел. На одной было написано «Линяющий
Марко», а на второй — «Резиновая Лейла».
— И то и то звучит нелепо, просто слов нет. Не представляю, кто захочет на это смотреть.
— Насчёт одного ты абсолютно прав. Марко, — Хорст поднял табличку, — у него выпадают